Сибирские огни № 12 - 1983

кам,—Он ничего тяжелого мне не позволяет дома делать, полностью рассчитал меня с работы...» Леська родилась беспокойной, горластой и подолгу болела. У нее оказалось что-то с печенью —и надо было вовремя приготовить ей све­ женькое, вовремя накормить. А после у Леськи все прошло, она даже растолстела и злилась на нее из-за этого. Больше детей у них не было, хотя Софья Павловна и пила вся­ кие травы и не раз лежала на сохранении в больнице. У нее, в сущности, осталась потом только эта миленькая простень­ кая комнатка, в тюлях, с красивой никелированной кроватью, с петуш­ ком на шифоньере. Софья Павловна любила, отдыхая, смотреть на петушка, яркого, с задорно поднятым хвостом. Он напоминал ей о детстве. Она частень­ ко напевала себе: «Петушок, петушок, золотой гребешок...»—и тихо радовалась чему-то. Леська, еще школьница, однажды застала ее за этой песенкой — подслушала за дверью, а потом как захохочет! Было очень стыдно тогда. — Ты только не рассказывай об этом папе,—упрашивала Софья Павловна Леську.—Ладно? Она всю жизнь почему-то немного робела перед ним, стеснялась,— должно быть потому, что он был кормильцем, хозяином. На его кров­ ные наживались эти вот шифоньеры, радиоприемники, кровати — от получки к получке, из года в год... А теперь вот он умер, умер неожиданно, без нее, в гостях у Ле.ськи, Вернее, даже так: он заболел еще в дороге, чуть живой сошел с поезда, и пока все выяснилось, пока вызвали «скорую помощь», пока подготови­ ли его к операции,—уже было поздно. Там его похоронили, в далеком Мурманске, за Полярным кругом. И она даже не простилась с ним, не шла за гробом. «Поэтому-то, наверное, и обижается он на меня»,—думала Софья Павловна... Утрами она поднималась рано, еще только брезжил рассвет, хо­ дила ко комнате, для чего-то пыталась навести какой-то порядок —то перекладывала одно, то передвигала другое. Леська сердилась: — Мама, ведь еще ни свет ни заря... — Да не спится что-то, Леся..'. Страшная-то уж комната стала очень, как перед побелкой, Не любила я комнату перед побелкой: все обдерешь, бывало, сместишь — не моя комната просто...' — Ложись, мама, спи, а днем ведь опять у тебя дела торговые... Софья Павловна обиженно поджимала губы от Леськиных слов, умолкала, но с Леськой все-таки было легче, чем одной. — А помнишь, Леся,— снова заговоривала она,— тумбочка у нас была... красивая такая, стояла в том углу... Когда у ней крышка от утюга прогорела и Коля ее выбросил, так я, бывало, первое время вой­ ду, гляну — нет ее, и сердце, веришь, прямо кровью обольется. Вот как, например, человек без глаза или без руки —такой мне моя ком­ ната тогда казалась... А тебе йравилась наша комната, Леся?. А, Леся? — Не знаю, не знаю,— буркала Леська. — А нам с Колей нравилась. Я все тут расставлю, приготовлю.., и все думаю, как бы вот получше убрать... — Ложись, мама, ложись. Ночь еще на дворе... — Да где же ночь, Леся? Уже и покупатели скоро придут... — Дались тебё эти покупатели!.. — Но, а что же мне делать, Леся? — Бросить, вот что делать! — Не могу я, Леся, бросить, не могу... Дура я, или как хочешь, я и сама не знаю, что со мной.. Только тяжело мне бросить так —не­ прикаянным, никчемным... Купят, так хоть ценить, может, будут как- то... А то останется оно тут, а его могут пинать, нагадить могут —ду-