Сибирские огни № 11 - 1983
никому не нужная. Без наказной бумаги и победительного символа — знамени, как и замышлял Сопрыка, войско превратилось в гулящую ва тагу, которая уж ничего другого не заслуживает, кроме как сыска в Разбойном приказе. Поход для Еремея с Сопрыкой закончен. Домой они возвращались: Сопрыка, как и отправлен, телохранителем, Еремей —ближним слугой господа бога: одет в рубище, подпоясан вервью, босой, без повелитель ной боярской горлатки. Час его пробил чуть более недели тому, когда он, дожидаясь от своего вдохновителя и проповедника условного знака, вдруг налетел с криком и руганью на Орефу и стал честить его и вель зевулом и грешником. Случилось это вечером после перехода, когда вой ско, выставив караулы, готовилось к ночному отдыху. На крик к поход ному шатру сбежались служилые — удивляются, испуг в глазах: что слу чилось с воеводским сыном? А когда уразумели, что он трекнулся, на иных смех напал, иные злорадничали. — Сидел бы дома, грелся бы под сарафаном у женки, чем ходить в поход. — Духом ослаб боярин... — Да, видать, не каждому поход-то сподручен... — Не пофартило воеводскому сыну: рехнулся! — Беда! Ни другу ни недругу не пожелаешь... Ишь, как вопит на своего советчика!.. По-разному судили-рядили, но в войске произошло замешательство. Еремей, обличая Орефу, не щадил и его подручных подпевал —пятиде сятника и десятников. Подражая, видать, Аввакуму, он честил их бор зыми кобелями, богоотступниками, татями и разбойниками с большой дороги и ворами-насильниками. Высказана была истина, но она многим не пришлась по сердцу, вселила в души гнев и раздражение: что за на чальный человек, ежли он клеймит ворами и татями своих подчиненных! Раз рехнулся — связать его, все одно помощи от него никакой, один вред. Божий ли человек был Еремей, осененный и призванный, или просто по слабости умом тронулся, но для войска он сделался помехою. Просто прогнать его из табора нельзя: воеводский же сын, за него придется от вечать перед старым боярином. Лучше всего его отправить домой вместе с его телохранителем. Обратный путь, правда, далекий и для двоих опас ный и непосильный, но другого ничего не придумаешь. Дойдут помалень ку с молитвою. А ежли изгибнут, то перед воеводойГи оправдание можно выставить: ради государева интереса радели. Не останавливать же по ход из-за Еремея. Еремей Еремеем, но ведь царю прямить надобно, сам Афанасий Филиппович призывал к тому... Как атаману, Орефе пришлось жеребчика, на котором ездил Еремей, присвоить: дураку незачем скаковой умный конь! —а для воеводского безумца выделить низкорослую мунгальскую лошадку, принадлежавшую Орефе. Сопрыке же ничего не выделили, оставили пешим: хватит-де сду ру великатиться! Еремей бесновался и не хотел усаживаться верхом на мунгальскую лошадку, тогда его привязали к седлу ремнями, а повод подали в руки Сопрыке: веди за собой, раз ты телохранитель! И пошел Сопрыка, ведя за собой лошадь, на коей восседал призван ный и осененный... Уходя из -табора, Сопрыка для виду проливал слезы, но в душе ра довался и про себя называл Орефу дураком. Вроде все предусмотрел са мозванный атаман: и лошадь выделил, и провизии дал маленько, — но не догадался он оставить при войске знамя и наказную грамоту. И то и другое Сопрыка уносил с собой в котомке, оставив вой ско ни с чем. ' С тех пор и идут Еремей с Сопрыкой, направляясь на полночь. Идут пеше. Мунгальская лошадка оказалась с норовом, злая, хитрая. Не же лая, видно, отставать от свойх товарок и товарищей,’она заупрямилась, укусила Еремея за колено, вырвалась и ускакала обратно в табор. Соп-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2