Сибирские огни № 11 - 1983
воле бога-света превратилась та дьявольская печь в фонтан, и Авраам заместо огненной купели принял водную. Так же и с Аввакумом будет: не посадить его на кол Пашкову, гос подь бог спасет!.. Может, спит, может, только дремлет Аввакум. Прилег, утомленный бессонной ночью, с краю нар, на которых вповал спят тюремные сидель цы, закрыл глаза. Доносились сквозь полусон храпение, стон, простуд ный бухающий кашель. Эх, тюрьма, обитель слез и печали. А сколько таких о'бителей на Русии. Наверное, больше, чем питейных изб да кру жечных дворов. Ужель там сидят одни разбойники да тати, да воры еще? Ужель повинны все? А не виноваты ли те, кто угнетает сверх меры холо па, кто морит его голодом, кто не заботится о его платье, кто избивает его плетью, пытает на дыбе, шлет на неправедные войны?.. Дремлет, лежа на нарах, Аввакум, но мысленный взор его далеко. Чудится: бушует зима, стонет и завывает еретическая. В степях рыскают дикие звери, воют, клацают зубами, накидываются на праведных —и грызут, и рвут, и гложут. Беспросветье! «Может, навсегда?» —думает Аввакум. «Нет, не навсегда! — сам себе он отвечает.— Воитель и води тель нашелся. Я поведу праведных против супостатов. Я, Аввакум, про топоп! Мне отдал бог всю землю во владение, всю землю с бездушными и одухотворенными тварями, с полями и лесами, горами и реками, и я, пророк, наведу на земле порядок. Путь мой будет долог, может, в тече ние веков, но все одно —я выведу всех праведных к свету! Дух мой, пор вав телесные оболочки, устремится в будущее и выведет всех праведных к свету. Я готов хоть сейчас порвать железа и повести за собой правед ных, но где посланник от бога, где ангел в белом, который подаст мне, пророку, свой знак?» Бушует зима, ревет и гуляет падера. Ни зги не видно. Мгла, туманы. Для всех темь-темнота, но не для Аввакума. Он далеко видит, он далеко слышит. Слышит —шаги. Видит—в белом к нему приближается ангел- посланник божий, чтобы подать заветный знак... Сквозь стену, минуя тюремные затворы и двери, проник в юдоль пе чали и слез посланник божий и приблизился к нарам, на которых лежал в ожидании Аввакум. Открыл глаза Аввакум, смотрит —над ним стоит воеводская сноха Евдокия Кирилловна, в шубе собольей, укутанная от холода и ветра в белую пуховую шаль. Склонилась лицом к протопопу, говорит своим тихим болезненным голосом. — Спишь ли, батюшка? — спрашивает она,— Изболелось у меня по тебе сердце, думаю: уж живой ли ты, отец святой? Упросила сторожей — пропустили. Проведать пришла, гостинцев принесла... — Бог при мне! —Аввакум привстал и сел на нарах. Озирается: не блазнится ли, думает, в самом ли деле перед ним Евдокия Кирилловна или, может быть, посланник божий. Масленая светильня горит, сторож сидит у входа... — Прими, Петрович....—Евдокия Кирилловна подает белый узел.— Прими, то —снедь, подкрепись, чай, голодный. Аввакум принял из рук воеводской снохи белый узел, подержал в руках, но тут же вернул обратно. — Приму я, миленькая, твой дар,—сказал он,—но не для себ^—• ■для детей своих приму. Мне в темнице худо, но им еще хуже. Ты бы, ми ленькая, унесла узелок Марковне с чадами, пусть они от меня примут гостинец. — Сделаю, как велишь, отец родной, но ведь и тебе надобно под крепиться. — Со мной бог, он меня поит и кормит и не дает в обиду. — Исполню, как велишь, батюшка,—говорит Евдокия Кириллов на.—Сейчас, как от тебя выйду, так и унесу. Но и ты, отец святой, мою слезную просьбу выполни: сними свое проклятье, помолись за Еремея!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2