Сибирские огни № 11 - 1983
всех старался Василий. Радел — и добыл со дна железные снасти, даже тяжкое колесо выкатил по крутизне, и воевода из благодарности предло жил Василию занять свободное в полку место заплечного мастера. С тех пор Василий — правая рука воеводы. Спокойно, тихо, тепло, никаким ты не подвергаешься опасностям, жалованье большое, кладо вая воеводы со снедью для тебя завсегда открыта, все к тебе с уважени ем, даже сам властный воевода на тебя иной раз смотрит с опаскою, на верно, думает, а что ежли и он, воевода, угодит в одночасье по воле выс шей власти к такому разбойнику? Думал ли так Пашков, глядя со стороны на работу избранного за плечного мастера, или сие только казалось Василию, утвердительно ска зать трудно. Скорей всего думал: все под богом ходим! — но так или иначе, он хвалил Василия, отличал, платил ему высокое жалованье и обещал: как кончится даурская служба, поедет Василий в воеводском караване на Москву; там Афанасий Филиппович сведет им вскормлен ного мастера в Разбойный приказ и представит судье, дабы тот взял для продолжения совершенства человека, одаренного от природы... 2 Уже не один день подряд над Даурами солнце, но злой ветер-полу ночник все равно не утихает. Снегу нет, сухо, ветру забавляться нечем, скучно ему и тоскливо, оттого-то он и воет протяжно, с наскоком нале тая на все, что ни встретится ему на пути. Заплечный мастер Василий, выйдя из острога, пробирается, преодо левая встречный ветер, по откосу вниз к Нерче-реке. Далеко от острога из-за лихой славы Василию отходить боязно. Встречный иноземрц его не тронет, своих боится Василий. Свои, кажется Василию, только и ждут удобного часа, чтобы наложить на него руки. А вблизи от острога, на расстоянии человеческого вскрика, ничего, побродить одному можно. В руках у Василия на длинном черне секира, ею палач по велению вое воды отсекает повинные головы. Но сейчас у Василия намерения мирные, требуется ему срубить близ реки достойное древо... Работы в остроге мало, торопиться Василию некуда — присматри вается, вглядывается, размышляет. Дерево такое срубить надобно, что бы оно не было особенно тонко, но и не толсто, в самую пору. Такое оно должно быть, чтобы человек, цоссаженный на вострие, не умер слишком быстро, но вместе с тем, чтобы надолго не затянулись его страдания. Просто вроде, но и не просто, кажется, найти в лесу достойный для каз ни кол. На Оби, на Иртыше и на Енисее, где довелось ранее прямить госу дарю, на сырых приречьях все больше растут осокоря, талины и осино вые деревья. А в Даурах приречный лес разнообразней. Здесь, кроме осин, да талин, да березок, растут еще и липы, и клены. Выбрать из сих последних пригодное дерево легко. Облюбовав достаточной толщины 'липку, Василий снимает с рук кожаные верхонки и, поплевав на ладонь, берется за свою секиру и замахивается. «Погоди, Василий! —вдруг ос танавливает он сам себя.—Почему ты, мастер, хошь вырубить кол ли повый? А не много ли чести для еретика посадить его на липовый кол? Липа есть липа, она безгрешна. Липа цветет белым цветом, над липой вьются пчелы, сбирая мед. Увидят людишки, чтр Аввакум воссажен на липовый кол, скажут: святому и лрево достойное — по велению бога. Нет, не годится липа! Еретику впору осина, из осины ему надобно вы рубить кол. Осина — проклята от века: на ней предатель из Кариота, признав сам за собой вину, повис на веревке. И то еще: осина прочней’ ежли ее высушить у печки, чем липа». И вот найдена достойная осина, проклятая от века. Стучит, вгры заясь в мерзлую древесину, секира, летят в сторону щепки. Дерево, как живое, вздрагивает и клонится в подветренную сторону. Обрубив макушку и безлистные по зиме сучья, Василий легко взва
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2