Сибирские огни № 11 - 1983

В тот день воевода не собирался в съезжую: знал, что с похмелье ему будет лцхо, да и дела на подворье накопились; надо было их сде­ лать. Но после шума и скандала, устроенного Феклой Семеновной о чем поведала ему Маремьяна, описав в подробностях, как много неспра- ведливого высказала ей в глаза госпожа, Афанасий Филиппович изме­ нил свое решение. Поутру он домой во дворец не пошел, а отправился в съезжую вершить дела. Ясно, что в то утро он выглядел несвежо кроме того, он был плохо настроен. В съезжей, как всегда после первого часа, ночной стрелецкий кара­ ул снят, вместо служилого с пищалью сидит на лавке возле порога, ссу- тулясь, обычный посылыцик или дьячок Ивашка, сын Айвакума. Лицо у дьячка угодливое, взгляд преданный, виноватый, по всему видно, что сын не чета отцу, стремится с властью жить в мире и дружбе. — Не было ли, дьячок, гонца от Еремея? Не было, господин воевода,— вскочив с лавки, ответил Иван.—< А ежли бы прискакал, я бы оповестил сразу. Проходя к столу, Пашков недовольно крутит головой, ворчит, уса­ живаясь: ишь, отбыл, как в воду канул, ни слуху ни духу. А чего бы не прислать гонца! Мучься безвестьем. Нерадивый сын!„ Нахмуренный сидит воевода за столом, смотрит перед собой в одну точку, а мысль одна мрачнее другой приходит в голову. Было у него, думается Пашкову, большое войско — полк из чуть менее шестиста че­ ловек. А на сегодня остается малость. Едва ли наберется сейчас шестая часть того, с чем он из Енисейска в поход выступил. Да и эту часть, за- место того, чтобы беречь, он разделил на две неравные половины: боль­ шую в поход послал, с меньшей остался отсиживаться в остроге. А еже­ ли с войском, не дай бог, случится беда, то что у него останется в нали­ чии? Самая малость! Правильно ли поймут его в Сибирском приказе? Не обвинят ли в излишних людских истерях? Могут и обвинить, дума­ лось Афанасию Филипповичу. Им там, дьякам и подьячим, поди невдо­ мек, какие приходится здесь испытывать лишения и трудности. Они там знаются с одними отчетными росписями, а тебе, воеводе, думал Пашков, приходится иметь (дело со стихиями. Стужа, зима, ветры, бесснежье, по­ ловодья— не суть самое страшное. Людская стихия — вот что страшно. Людей сотни, а ты один. Писал Пашков из Енисейского города в То­ больск архиепископу Симеону — прислать попа пригожего, здорового, молодого, с горлом и статью, чтоб был при воеводе духовный настав­ ник — божеская гроза. А Симеон что отчудил? Прислал вместо молодого да горлопанистого попа ветхого, немощного, старого, пришлось его по­ хоронить, поставив на диком бреге крест. Как было пособиться с люд­ ской стихией? Одним способом— кнутом да веревкой, а другого нету. Отсюда и истери... Как хотят там, так пусть и понимают мои истери, думал о дьяках и подьячих Сибирского приказа Пашков,— а моя со­ весть чиста. Я пособлял, как умел и как мог. Пусть растерял я все вой­ ско, но твердынь на Нерче-реке поставлена. Я свое соврешил, свою глыбу в государское строение уложил достойно и крепко. Далее размышлял Афанасий Филиппович Пашков. Трудно возво­ дить государское строение на далекой и дикой украйне на пустом месте. Чтобы разрозненные, враждебные друг к другу даурские роды и племе­ на поняли, что государская твердынь возводится для их же пользы, нуж­ но время. Не все поняли сейчас, что без твердыни не прожить, поймут позже. Время покажет и докажет. Но как убедить своих русских инако- мысленных упрямцев в пользе государской твердыни? Сколько лет он, ' Пашков, держит под своим началом в строгости и бесточи протопопа Ав­ вакума, еретика, словом и делом внушая ему, чтобы он со своим Христом- светом не становил себя выше земной власти! И в тюрьме морил, и в ша­ лаше держал на морозе, и-водяными работами измучивал, но ему, упрям­ цу, ничто нипочем. Он, Пашков, государскую твердынь в умах и сердцах людей, и своих русских, и иноземцев, воздвигал, а безумный прото- &