Сибирские огни № 11 - 1983
Мочные мужики, вынужденные слушать гневные укоры своей госпо жи, удивлялись про себя: откуда что берется в боярыне! Всегда степен на,—тиха, молчалива, набожна,— а тут вдруг такой словесный сором! Воевода же после заморского вейн-де-тинто спал за занавеской сном праведника и ничего не слышал. Много обидного злобно-наносного, хотя во многом и справедливого, выслушала Маремьяна. Виноватой себя перед старой боярыней она не считала, и оттого в ней заговорила бабья гордость. «Ишь, как ее распи рает! — мелькнуло у нее в голове.— Она опостылела своему мужу, а я виновата!..» И Маремьяна, поймав минуту, когда боярыня давала себе краткий роздых от крика, высказала ответное. Бесстрашно она двину лась на воеводшу, ибо за спиной чувствовала поддержку своего покрови теля, который любил ее и дорожил ею. — Чево ты, госпожа-боярыня Фекла, раскаркалась, как ворона? —• дерзко выговорила Маремьяна, притворно весело скалясь.—На твоем месте я бы молчала, а ты лаешься — в ушах звенит. Я жила сама по себе, чем могла прирабатывала...— Последовал непристойный жест, который развеселил мочных мужиков, отчего они заржали, как жереб цы.—А твой мужик-повелитель под угрозой погибели меня принудил жить с ним, как с мужем. А куда мне деться, кабальной холопке? Он же у тебя что Горыныч Змей. А отчего? Отчего, надо понять, он таким сде лался? Да оттого, что у него никакой радости: всю жизнь с Бабой Ягой, кривозубой и горбатой, прожил. Тут ангел и тот чертом сделается. Ты посмотри на себя, старуха, какая ты есть по наружности. Какой мужик с тобой уживется! Самый последний ярыжка с кружечного двора и тот сбежит от тебя на край света. Ежли б не я, так он другую бы сыскал. Ишь, словно камень с горы, ца меня свалилась! А за что? За то, что я тебе сколько лет спину парила и бока мазями натирала! Без меня ты, может, давно бы и сгинула. А я тебя спасла и всю семью вашу. И вое воду — тоже, Пришла ругаться —получай. Я хоть в сей миг готова с вашего уйти подворья, пусть меня воевода отпустит. Не нужон он мне, твой гриб-мухомор, забирай его себе вместе с его потрохами, только не обижай меня, я того не заслужила... Гневом, как горячим кипятком в мыльне, обдало Феклу Семеновну. Никогда, кажется, за всю жизнь не доводилось ей слышать, тем более от холопки, подобных оскорблений, и быть бы тут непристойной потасов ке, да вовремя подумала боярыня —этого еще ей не хватало, чтобы она, воеводская жена, повелительница, на посмех всему подворью, схватилась в драке с простой кабальной холопкой! Можно и по-другому расправить ся. И подумав так, Фекла Семеновна приказала сопровождавшим ее мочным мужикам: — Взять ее, в тюрьму ее, паскуду! Слуги, исполняя приказ, не медля подступили к Маремьяне, чтобы схватить ее. Но и она не из покорных, видала виды. Тотчас догадалась, что надобно делать. Подбежав к занавеске, за которой почивал воево да, вскричала: ■— Афанасий, спасай! Убереги меня, воевода, от этой ведьмы! Пашков проснулся. Мочные мужики попятились к двери. Дубье выпало из их рук. — Что тут творится? — высунувшись из-за занавески, хриплым го лосом спросил воевода.—A-а, это ты тут шумишь, старуха! Фекла Семеновна безмолвствовала. — Ступай, Фекла, домой! — сердито велит воевода.—Не место тут нам с тобой по-семейному разбираться. Боярыня колебалась: уйти или остаться, чтобы продолжать ругань? Страх к мужу, которому она покорялась всю жизнь, боролся с яростью. — Кому говорят! — строже прикрикнул на жену воевода. Страх победил. Боярыня вышла. Опережая ее, с громом скатыва лись с мерзлого крыльца мочные мужики, позабыв в избице свои дубины, Ш
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2