Сибирские огни № 11 - 1983
— Да ведь и людей я не знаю, и материала нужного нет. — Да вы бы, Левашов, сначала тему беседы уточнили, а потом уж и отказывались,— засмеялся подполковник.— Обеспечим вас материа лом, не беспокойтесь. А насчет знания людей не совсем верно информи руете. Беседу надо вести не С солдатами, а с офицерами. А с ними у вас, как я понимаю, контакт уже налажен. — Не совсем. Чего там, один вечер да полдня вместе побыли,— не сдавался Левашов, хотя и видел, что слова эти н£ по душе начальнику политотдела. Подполковник разочарованно вздохнуЛ: — А я-то думал... — Впрочем, если вы считаете, что выступить мне с руки, могу и по пробовать. О чем разговор должен идти?.. После того, как подполковник ушел, Левашов направился в распо ложение третьей эскадрильи, но в адъютантской никого, кроме капитана Табунова, не застал. А тот, обложившись бумагами, сидел за столиком и, мельком глянув на вошедшего Левашова, усердно застрочил пером. В двух словах Левашов изложил суть дела, по которому заглянул сюда, и попросил Табунова снабдить его примерами из эскадрильской жизни. — С голой теорией беседу не проведешь,— закончил он. — Вполне согласен,— тут же отозвался Табунов.— Да и не совсем, думаю, удобно: чужой человек —и вдруг с беседой. Давайте уж я сам ее проведу. Подготовлюсь и проведу. Если уж в педагогах числюсь, так оправдывать надо. В двойственном положении оказался Левашов. Ужиная в одиночку, он все время думал о том, как ему поступить. Так и не придя к окончательному выводу, Левашов направился из столовой в общежитие, справедливо полагая, что с решением спешить пока не надо. По дороге неожиданно встретился с Зониным и, не заду мываясь, обо всем рассказал ему. И о разговоре с Табуновым утром на полетах, и о поручении начальника политотдела, и о том, во что все это вылилось. — Да-а-а, Табунов,— протянул раздумчиво Макар Ионыч.— Лич ность, скажу я тебе, занозистая. Чуть что не по нему — сразу как мышь на крупу. И ведь вот что интересно. С опытными летчиками ведет себя вполне допустимо, зато в подходе к лейтенантам — однобокость. Оши бется кто — он уже наказать готов, а ежели человек отличился в чем, за что и похвалить не грех, Табунов — ни-ни. Думаешь, требователь- нрсть, строгость? — глянув в глаза Левашову, быстро спросил Зонин. Но тут же сам и ответил: — Не отрицаю, есть. Только качества назван ные хороши тогда, когда их подпирает забота о людях, когда окружаю щие чувствуют, что ты в них не только по-служебному, а и чисто по-чело вечески заинтересован. А Табунов педагогику вроде бы даже игно рирует. — Простите, Макар Ионыч, но вы вправе его поправить... — А вы что думаете, я не учу и не воспитываю? — живо отклик нулся тот.— Я и Табунова в стороне не держу. Притираю и его к дру гим, и других к нему. Н притру. Не единолично, понятное дело, а с по мощью всей эскадрильи. Зонин помолчал, потом усталое его лицо тронула веселая улыбка. — А здорово ты Табунова навострил. Вот тебя бы ко мне в эска дрилью, замполитом, а? Пошел бы? — В другое время — пошел бы,— не стал лукавить Левашов.— А теперь — нет. К новому делу прикипел. — За то, что «пошел бы»,— спасибо. А Табунова критика в боевом листке проняла. Здорово сработана карикатурна. Не в бровь, а в глаз. — Да... Но имелся в виду не Табунов, а Саюткин. Помните, вы мне намекнули? — Да брось ты!? — удивился теперь Зонин.— А я-то думал... Ну и ну... Саюткин, говоришь? Что ж, ему тоже поделом. Но к Табунову рису ночек подходит под самые, как говорится, шлицы. Претензии к нему име
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2