Сибирские огни № 11 - 1983

простого люда, выступая таким образом против самого строя, ежедневно, ежечасно порождавшего несправедливость и насилие богатого над бедным. Возникает вопрос: а стоило ли Владимиру Ульянову так рисковать ради дел. которые по сравнению с Масштабами его революци­ онной деятельности можно считать мелко­ ватыми? Но весь человеческий облик Ленина был бы искажен, если бы Владимир Ильич прохо­ дил мимо бед отдельных людей, которым мог помочь, духом бескрылого прагматизма повеяло бы от такого образа. Для Ильича судьба личности неотделима от общей борь­ бы против социальной несправедливости, и ради этого стоило рисковать. В результате знакомства с индивидуальными судьбами, с бедами и лишениями людей труда Ленин включал в сферу своего внимания и изуче­ ния новые социальные пласты. Все это так или иначе впоследствии находило свое от­ ражение в ленинских работах, в практиче­ ских выводах. Теме Ленина-адвоката специальную кни­ гу посвятил другой сибирский писатель — В. К. Шалагинов («Защита поручена Ульянову»). Сравнение приемов использо­ вания документа обоими писателями дает ¡нам возможность убедиться, сколь раз­ личным может быть понимание самого принципа документализма. В. Шалагинов постоянно использует так называемый открытый прием: весь процесс исследова­ ния документа он проводит как бы в при­ сутствии читателя показывая шаг за-ша­ гом все этапы познания истины — от первоначальной гипотезы, через воспроиз­ ведение серии фактов к окончательному выводу. Этот конечный вывод автор лишь иногда преподносит в виде беллетризовая- ной сцены. А. Коптело® ¡всю свою лабораторию ис­ следователя тщательно прячет, оставляя читателю живую зримую картину реально­ сти. Лишь впоследствии из примечаний или воспоминаний автора читатель сможет узнать, в каком случае был использован подлинный документ, в каком — резуль­ тат двойной-тройной проверки воспомина­ ний, а где писатель позволил себе домысел. Вот «подпольный адвокат», отказав на­ отрез богатею-сутяге, принимает мужика в посконных штанах, застиранной 'пестря­ динной рубахе, подпоясанной сыромятным ремешком, похожим на супонь от хомута. У крестьянина Проняикова одна лошадь да овца с двумя ягнятами. По-местному из бедняков бедняк. А дело у него особое, архиважное: жалоба на мирового! Мировой незаконно требует с Пронни- кова возмещения убытков в размере пяти­ десяти рублей. «— Мне аде взять?.. Полна изба робят, мал мала меньше. Сорочата разевают рты,— батька с маткой, кормите. А чем кормить? Одна редька на воде. Квас и тот не из чего сварганить. Лошаденку спишут, овечку — все одно не хватит. Полсотни? Иде их взять? — Не волнуйтесь. Подадим на пере­ смотр дела. На пересуд». Эта беседа не только вызывает у Ильи­ ча сострадание к бедняку, но и заставляет его, разглядевшего истоки самоуправства и несправедливости, горестно воскликнуть: «Вот она, пресловутая община!» Факт, о которым встретился адвокат Ульянов, тот­ час осмыслен как социальное явление ре- волюционером-марксистом Ульяновым. Этим же методом Коптелов пользуется при написании двух других «событийных» глав — восьмой, рассказывающей о ночном обыске у Ульяновых, и одиннадцатой, по­ священной тайному собранию семнадцати ссыльных социал-демократов, принявших «Протест» против «Кредо» бернштейниан- цев. Впрочем, сходство метода не исключа­ ет различия стиля этих глав. Глава о ночном обыске по манере пись­ ма восходит к детективному жанру. На­ чинается она радостно — снова пришла весна, последняя весна ссылки! Расцвели подснежники, распускается лист на бере­ зах. Но тотчас мажорная тональность пе­ реплетается с тревожной темой: «А вдруг вызовут ¡в полицию и, как Петру Красико­ ву, объявят: прибавлен год». Смена радо­ сти и тревоги, надежд и опасений в даль­ нейшем становятся фоном, на, котором раскрываются события главы. В дальнейшем, как бы по законам кон­ трапункта, идет параллельное развитие тем. Все усиливается тема тревоги, все приглу­ шеннее звучит тема надежды. Внешне спокойный, собранный, умеющий держаться с достоинством перед любыми чинами полиции и жандармерии Ленин вдруг замечает злополучный горшок, в каких подают на стол топленое молоко. Именно в этом горшке, накрытом салфет­ кой, помимо писем, которые после расшиф­ ровки не успели сжечь, лежала брошюра «Задачи русских социал-демократов», из­ данная в Женеве. Тревога достигает своей кульминации: «Что теперь?.. Не миновать гиблого Туруханска или какого-нибудь Средне-Колымска!» Но выдержка не по­ кидает Ульяновых, а находчивость Елиза­ веты Васильевны спасает положение. На­ пряжение спадает, хотя до конца и не ис­ чезает. «Черт их знает, что они могут еще предпринять? — размышляет -Владимир Ильич после ухода жандармского подпол­ ковника, товарища прокурора Краснояр­ ского окружного суда и сопровождающих их лиц.— Ищейкам только бы зацепиться за нашу малейшую оплошность». Особую трудность для Коптелова пред­ ставляла глава, посвященная «Протесту российских социал-демократов», вошедше­ му в историю как «Протест 17-ги». Как проходило тайное собрание в Ермаков- ском? Как шли прения? Вокруг чего раз­ горались страсти? Задав себе эти вопросы, писатель, по существу, искал возможности драматизации действия, искал конфликт­ ную ситуацию, способную стать действен­ ным зерном сцены. А. Коптелова не смути­ ло то обстоятельство, что ленинский про­ ект был принят, как это известно из исто­ рии, единогласно и дружно подписан всеми участниками собрания. «Нет, вначале они не были единодушны,— размышлял писа­ тель.— Не зря же в многотомной «Истории КПСС» подчернкуто, что проект резолю­ ции, предложенный Ильичем, был принят «после горячих прений»1. Изучая воспоминания очевидцев, Копте­ лов обратил внимание, что П. Н. Лепе-