Сибирские огни № 11 - 1983
в черевчатой располохнутой рубахе, взгляд прямой и наглый. За столом хмельные, загульные сидельцы, много их, курице клюнуть негде. Чего ж вашей милости подать? — искательно ощерился цело вальник. — Зачерпни хлебное... — А закусишь чем, господин мастер? Может, омуля с душком при нести, севодни привезли.с Баргузина в обмен на вино? Не надоть омуля! Дай-ка мне, братец, кус хлеба кислого... Взяв в руки ломоть кислого свежего хлеба и скляницу с вином, Ва силий постоял над столом, полагая, что, может, кто-нибудь из питейных сидельцев потеснится. Но никто не сдвинулся с места. Тогда Василий отошел к окну, поставил вино на подоконник и хлеб положил рядом, стал пить. Радея в пытошной, Василий сам себя услаждал вином редко. Горя чее хлебное оглушило его, заткнуло уши конопляной куделей — тихо сделалось, как в лесу перед грозой. «Ишь, какое крепкое,— подумал он про себя,— ожгло, как огнем». Стоял, жевал хлеб, бездумно глядя перед собой в обтянутое бычьим пузырем окно. Тишина не кончалась, редкостная для питейной избы ти шина. Ни песен, ни кликов, людишкам будто кто рты позаткнул кляпами. «Ага, испужались! — с гордостью за себя отметил в уме Василий.— Один воевода съехал, другой еще не прибыл, но власть остается. Я — власть!» Оглянулся, чтобы насладиться страхом и покорностью люди шек,— бессчетное число глаз смотрело на него прямо, задумчиво и груст но. Не так же и он, палач, бывает, смотрит на свою жертву? Молчали питейные сидельцы и завороженно, со змейской пронзительностью смо трели на него, не произнося ни слова. Черт те что было в их глазах, но только не было страха. «Много-то их сколько,—отметил про себя Василий.— Их много, а я один...» Из-за стола поднялся рослый, молодой стрелец, ражий, шрам через все лицо, курносый, бородка русая, на голове ранняя лысинка. Подошел, качаясь, положил Василию на плечо руку. Василий, чувствуя на плече пудовую гирю, повернулся к стрельцу грудью. — А ну-ка, Вася, пойдем к столу, поговорим,— ласково заговорил детина.— Присядем, потолкуем о том о сем. Рядком посидим, в обни- мочку. А что? Есть у нас с тобой о чем потолковать, накопилось, братец ты наш родненький!.. Не по себе сделалось Василию, жутковато, но он не подал вида. Тряхнув плечом, сбросил тяжелую руку, спросил с вызовом, сквозь зубы: — Чего тебе надобно от меня, парнишка? — Поговорить с тобой желательно,—с наглой ухмылочкой повторил ражий.— Есть о чем, Вася... — Для разговора лучшего нет места,— медлительно так, чеканя с ответной наглостью слова, сказал Василий,— чем мой застенок. Пошли, ежли хошь, да и потолкуем там один на один вдосталь. Не бойсь, тебе скучать не придется, я человек веселый, живенько запоешь песни...— И плеснув остаток вина в рот, не торопясь, вразвалку пошагал к двери. Дверь прикрыл за собой без стука, но крепко. Шагал мимо окон — в питейной снова крик, и гам, и вопль, и смя тение— дым коромыслом. — Робя, а ведь это дьявол! — Людей погубил столько! — На кол его, убивца!.. — На огне сжечь нехристя!.. Гам и смятение хмельным вином выплеснулось из дверей питейной. Острог огласился ревом пьяной толпы. Василий побежал вдоль улицы. «Убьют,—осознал заплечный мастер.— Где спастись? Воеводы нету...» Про Елисея Бугра вспомнил. «Может, у него отсижусь...»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2