Сибирские огни № 11 - 1983

землю. Как ни в чем не бывало стал он перед воеводой-отцом и закричал ему в лицо: — Вельзевул! Легенда легендой, но целый и невредимый после полета с крыши часовни сидел на земле, подогнув под себя ноги, Еремей и вопил: — Сатана — горе луковое! Слаб ты и немощен, как букашка! А я — сила! Смерть я, раб божий, попрал!.. Воеводские слуги веревками опутывали Еремея, чтобы на своих пле­ чах утащить его, как бревно, к реке и бросить в приготовленный к дале­ кому речному ходу дощаник. X X I I I . Месть I За поворотом скрылся последний дощаник — на Русь ушел вое­ водский караван. Пять верст — и Шилка; передовщик повернет первое судно вправо, за ним встречьструйно, одолевая тугие воды, пойдут и ос­ тальные. Будут надсажаться, мозоля в кровь руки гребцы. Будут надры­ ваться в криках и ругани кормщики, подгоняя холопов. Торопится воево­ да, свирепствуют кормщики: наддай-наддай, холопы!.. Нахлынут с полуночи тучи, сверкнет молонья, и загромыхает вверху перекатами,— пристать бы к берегу да накрыться бы листом бересты, пережидая непогоду. Но неумолим воевода, не знают жалости и пощады погонялы: вперед-вперед, быстрее! — долог путь, надо успеть до замо­ розков дотянуть до стоверстного волока! А не успеешь, вмерзнешь в лед, придется тогда бросить дощаники и идти по льду Шилки нартным ходом. Долог путь на Русь! Велики Дауры! Шилка-река, да Ингода-река, скрытая вековыми лесами, да волок сквозь дебри. В Иргеньском острож­ ке зимовка. Дальше — чуток полегче. По Хилку внизструйно пойдет ка­ раван. А потом по быстрой Селенге между гор и утесов будут спускаться тяжело груженные дощаники. Поставят гребцы паруса — полетят пти­ цей. А там бурное Байкалово море, за ним Ангара — стремительные, шумливые падуны.... О, боже, экая даль! Трудно гребцам-холопам, тяжко и кормщика И царским воеводам нелегко. Но всех трудней, верно, приходится пер­ вому человеку земли царю-государю: попробуй-ка управься с державой, коя раскинулась от моря до моря. Заплечный мастер Василий проводил караван завистным взглядом, потоптался в одиночестве над рекой на взгорье и отправился домой к се­ бе в избу. Горевал Василий: эх, не исполнились его надежды и мечты! Ве­ рой-правдой служил воеводе,— не пошло впрок его усердие, все едино предал его Пашков, в Даурах оставил. «Вот и радей им, господам, изо всех сил!» —думал Василий. Тоска медведицей облапила его, тяжко сде­ лалось Василию. И впервые, кажется, за все годы службы ощутил он в себе желание напиться, побыть среди людей, потолковать с ними о чем- нибудь добреньком — облегчить натруженное в стараниях сердце. Сгущались мглистые сумерки. В небе одна за другой, как лампады, затлевали звезды. В окошках питейной избы тускло желтело — зажгли масленые светильни. Оттуда до слуха долетали вопли пьяных, нестрой­ ный говор и песни. При воеводе в питейной всегда было угарно и пьянко, однако и порядок соблюдался. Был страх: всех шумливых без пощады тащили в холодную. Но вот стоило воеводе скрыться за поворотом, как в питейной без меры началось разливанное море. «Ишь, распояса­ лись!» — с неодобрением покрутил головой Василий, поднимаясь по крыльцу. В питейной за высоким прилавком целовальник с красным носом, •118