Сибирские огни № 11 - 1983
«Блазнится мне, что ли?—оглядываясь по сторонам, думает Авва кум.—Аль я рехнулся: не хочу кричать, а кричится...» — Вельзевул, пади перед святым на колени! Целуй следы его ног!—слышался над толпой голос.—А лучше сгинь, растворись, как вихрь средь полей! Нет, не рехнулся Аввакум, нет, не блазнится ему. В самом деле слышался над толпой голос, только не его, Аввакума, а какого-то юро да в рубище, опоясанного вервью, как из-под земли выросшего возле лобного места. «Кто этот юрод?»—Аввакум протер глаза, напряг зрение. — Вельзевул!— разорялся в гневном крике юрод.—Сгинь, погань, с глаз! «Да ведь это Еремей Афанасьич!—узнал Аввакум.—Спас его все вышний по моей молитве». — Еремеюшка, сын мой, ты ли это?—крикнул Аввакум. — Я, батюшка!—Полуголый, босой, обвитый веревками юрод, гор бясь и спотыкаясь, на полусогнутых, в струпьях, ногах, косматоголо вый, ковылял встречь Аввакуму. I В толпе крик и смятение. Миновав ( стрельцов, люди окружили плотным кольцом божьего человека и протопопа. Кто-то из простых людишек дергал за суконные порты палача, сойди, дескать, дурак, с подмостья, не дадим батьку в обиду! Что до Пашкова, то в сей миг ему уста сковало печатью. Ему бы крикнуть властно: бунт, смута, воровской завод! В пытошную всех, на расправу! Но он безмолствовал. Удивление и страх на его лице. И ра дость: жив Еремей, сынок, надёжа!.. X X . Маремьяна 1 Какой день воевода не кажет к Маремьяне глаз. Как ушел он тог да ночью, вызванный Пятнашкой, так с тех пор и не заходит. И воево да к ней не идет, и слуги обегают стороной ее избицу; в неведении Ма- ремьяиа, что там деется во дворце. Что-то, кажется, не из приятных для нее произошло, но что, откуда ей знать! Может, какая беда косну лась воеводской семьи?— какое ей дело! У самой беда: с голоду хоть ложись да помирай. То, бывало, по велению Пашкова к ней на дню раз по пять прибегала суматошная посудница Нюрка, приносила с поварни то одно съедобное, то другое: и пироги с рыбой, и разные каши, и супы. И сидела подолгу, сплетничала, рассказывала разные рйзности о вое водской семье. А теперь все вдруг оборвалось разом: и воеводы нет, и Нюрка куда-то запропастилась. Только сердобольный Пятнашка то обглоданное ребро, то мосол принесет. Вот и грызи костки, как собач ка. Худая пристигла жисть. Затужила Маремьяна: разлюбил ее, ка жись, Афанасий Филиппович... А то, может, приходит в голову Маремьяне, от Еремея вести из степи пришли худые. Ежли так, то не взъярился бы на нее воевода за ее лживые предсказания. Все может статься... Пропал у Маремьяны сон. Мечется она по избице, прислушивается к ночи: не идет ли за нею палач Василий, чтобы свести ее, колдовку, в пытошную да усадить на горячие уголья... И об Орефе тревожное в голове: не сгинул бы вместе с войском, не оставил бы ее одну во всем свете мыкать горе! Как-то повечеру, видно, пожалев Маремьяну, прибежала к ней черномазая Нюрка, принесла киселя в оловянной кружке да корочку ржаного хлеба. Маремьяна, приняв Нюркин дар, не отпустила ее тот час, пристала с расспросами, а поскольку хитрая судомойка на ее во- ;Л02
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2