Сибирские огни № 11 - 1983
острого кола, человек не может не содрогнуться душой в страхе и со страдании к тому, над кем должно свершиться по воле власти такое ужасное дело. — Аввакума, протопопа, казнят!—передается от человека к чело веку в остроге.— Воевода сажает его на кол... Разные речи слышатся. Не только трусливая говорка вполшепот, но и слова изобличительные, со злорадством: так-де ему, протопопиш ке, и надо, достукался! Толки в остроге разные. По-разному встречают злоизвестие о про топопе. Одни одобряют его жесточь и строгости, другие возмущаются и ругают почем зря протопопа. А единомыслие в одном — конец прихо дит Аввакуму, смерть примет на завостренном колышке. Ясно, что весть о казни вползла гадюкой и в избу Аввакума. Заго лосила Огропена. Взвыл отрок Пронька. Беззвучно пролил слезы и бывще-дьячок съезжей Иван. Настасья Марковна оторопела, заголо сить ее потянуло по-бабьи, но она сделала над собой усилие и сдер жалась. — Неча выть раньше времени!—уняла она детей.—Не верю я в смерть Аввакума. Не простой он человек — пророк, не допустит бог его ранней погибели. Для всей русской земли он нужон, для всех людей. К воеводе пойдемте — просить за отца! По острогу шли впятером все вместе. На руках у Марковны Ксе ния, завернутая в ветхий подрясник. Вслед за матерью —старшие де ти ее. Из открытых окошек, из-за изгородей выглядывали людишки, ка чали головами, вздыхали тяжко: экое-де горе пристигло Марковну с чадами!.. Напротив воеводского дворца ниц пали. Распластались на земле. Маленькую Ксению, завернутую в подрясник, Марковна положила в сто рону на травку. Вчетвером рядком лежали недвижимо, приподымаясь лишь иногда, чтобы осенить себя крестным знамением. Вскоре перед дворцом, узнав об Аввакумичах от слуг или завидев из окошка, появилась госпожа Фекла, Семеновна вместе со снохой Ев докией Кирилловной. Они еще, видно, не знали о назначенной сегодня на лобном месте казни, иначе зачем им было непритворно удивляться и спрашивать: что привело с детьми Марковну к дворцу, ведь голод в остроге вроде остался позади? А узнав, что протопопица с детьми при шла просить за Аввакума Петровича, над которым нависла великая опасность, юбе госпожи-боярыни тотчас удалились. Не раздумывая, они отправились вдвоем просить воеводу за Аввакума. Пашков находился у себя. Пятнашка преградил собой вход в его спальную хоромину, мы чит гортанно, глаза испуганно вытаращенные, одичалые, знать, крепок .и строг был наказ со стороны старого боярина беречь его покой. Фек ла Семеновна, не считаясь ни с чем, оттолкнула Пятнашку и проникла в хоромину Афанасия Филипповича; Евдокия Кирилловна прошла за ней следом. Пашков смиренно стоял перед образами, молился. Заслышав во шедших, он прервал молитву, встал с колен и обратился к жене с во просом: зачем-де они ему мешают, ведь сказано же, что к нему нельзя? — Перед окнами протопопица с чадами на земле лежат,—поспе шила с объяснениями Фекла Семеновна,— о милости нас с тобой умо ляют. Ты в самом деле, что ли, отец, назначил на сегодня казнь Аввакума? — Его казню не я,—жестким голосом ответил Пашков.— Его каз нит власть предержащая. А мне, мать моя, богомольцу, по натуре моей и мухи-то не обидеть. — О какой власти ты говоришь, воевода!—удивилась Фекла Се меновна.— Казнишь-то ведь Аввакума ты, а не власть. Вот и пощади, чего тебе стоит! _ приказов своих не отменяю. Еретик будет сегодня казнен!— Что-то неумолимо жесткое, гневное и вместе с тем скорбное было в лице Афанасия Филипповича, отчего у Феклы Семеновны даже мураш-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2