Сибирские огни № 10 - 1983

Проворных слуг она зовет, чтобы еду тащили ей, И слушать песни без забот усаживается плотней. 1 Единственного позвала обедать сына Ак-Дьала. Лежит на блюде золотом мясная жирная гора, С неиссякаемым вином стоит бадья из серебра. Сидят сынок с Алтын-Шуру, не беспокоясь пыот-едят, Народа слушают игру, на пляски девушек глядят. Танцует девушка —- стройна, сравнима с летнею луной, Поет кукушкою она, гудит на дудке травяной. Слова ее пьяней вина, сама — как облако легка, На самом деле — кто она — никто не ведает пока. Все видят, что среди людей великой богатырши нет, Все знают, что среди коней пропал Очы-Дьерена след. ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ Прошло немного, много ль дней — покой долин, траву полян Печальной горечью своей покрыл клубящийся туман, Пропала ясная луна, привычных звезд на небе нет, Сплошного снега пелена просторный затопила свет. Снега тяжелые идут, камнеподобные летят. Крутые, злые ливни Гут огнеподобные гудят. В загонах тучей сбился скот, на землю мерзлую.упал, Сбежался кучею народ, объятый ужасом, стоял. На черно-пепельной горе, на белоснежном серебре. Скакун могучий Кан-Дьерен, сверкая глыбами колен. Став на дыбы, закрыл собой свет поднебесья голубой. Кан-Тадьи-бий сидит в седле, как черный беркут на скале, Зловещий богатырь-старик закрыл затылком солнца пик. Несет огромное копье — на солнце блещет острие. Громадно резвие меча — горит от лунного луча. В тайге убив лесных зверей, всех привязал на торока, В воде убив речных зверей, втолкал в два кожаных мешка. За ноги туши он связал, за ноздри шкуры нанизал. Копытом Кан-Дьерен стучит, кой-как добычу волочит. Сверх мер — медвежьих толстых шкур и лисьих — легких, как туман, Но зол, как зверь, как туча — хмур, с охоты движется каан. ■ ' I ■ Гневясь, каан в седле сидел, громовым голосом кричал, Глазами страшными глядел, громадным кулаком сгучал. Узнал он, двигаясь домой, здесь пасся огненно-гнедой, Здесь хитрая Очы-Бала, никем не узнана, прошла. Он держит путь в свою страну, он думу думает одну: «Свела себе мой черный скот, свела в могилу мой народ, С тяжелой пикою пришла, сгубила сына Ак-Дьала1..» Безумно гневен Кан-Тадьи, бушует черной кровью взгляд. Так стиснул челюсти свои, что искры от зубов летят. И на долины — не туман — коня дыхание легло, И листья носит не буран — каан, как буря, дышит зло. Не снег летит, народ гоня, не дождь беспереетанно льет — То пена падает с коня, то Кан-Тадьи роняет пот— Владенья оглядев свои, веселье видит Кан-Тадьи, В обилии, как прежде, скот, в благополучии народ. Никто сыночку Ак-Дьала не причинил покуда зла. Веселый он — здоров и сыт — в аиле с матерью сидит. Владениям урона нет, в стране его не видно бед... Но богатырши виден след. А вот следов обратных — нет. И есть Очы-Дьерена след, один, ведущий лишь сюда. Но нет обратного следа) На это глядя, Кан-Тадьи неизмеримо злее стал. Стрелою в стойбища свои слетел с вершины, как обвал. Бежит толпа богатырей за повод Кан-Дьерена взять. Спешит толпа богатырей Кан-Тадьи-бия повстречать... г » я