Сибирские огни № 10 - 1983

Маремьяна, ничего не знаешь. Я, может, не ушел бы от посла Федора Байкова, на то была причина; нужда, может, меня пристигла. Поняла? Так что не лезь со своими советами, я сам знаю, что делать. Не хочу, чтоб меня сначала на дыбу, потом до царева указа в тюрьму. Я другой путь для себя вижу. От Пашкова, пока он меня ценит, я ни на шаг, ми­ лость его беречь буду. Может, и в самом деле он поможет мне мой узе­ лок развязать. А как правдой-неправдой до Руси доберусь, я там воль­ ный сокол. Ну поняла ли ты мои слова, Маремьяна? Маремьяна не отвечает. Ей обидно. Говорит Орефа, а в горле у не-, го звенят ледышки. Как придет — приласкает. А как утешится —и груб, и неласков. Не любит, кажется, Орефа, а ходит к ней из одной плотской услады... Перед уходом Орефа присаживается в темноте на скамью и вслух мыслит. — Пашков —человек лихой, — говорит Орефа.— Надо бы подаль­ ше от него, но что делать, если он над моей судьбой хозяин! Угождать и служить ему, больше ничего не придумаегйь. Сказал: не ходи- без его ведома к его зазнобе! — не ходи, ежли не хочешь нажить беды. — Что ты хочешь, не пойму, этим сказать? — То и хочу сказать... Сердись — не сердись, а знатство с тобой ради предосторожности я хочу временно прекратить. — Бросить меня хочешь? — Угадала ты мои мысли, Маремьяна,—жестко говорит Орефа.— И потому хочу, что ежли нас с тобой в грехе застукают, то отвечать нам с тобой перед воеводой по-разному. На тебя он только поругается да и простит, поскольку долго сердиться ему на тебя, зазнобу, невыгодно. А мне ответ перед ним держать придется построже: на кобылу положат аль вздернут на железные крючья. От слов Орефы Маремьяне сделалось еще обидней. Из глубины ду­ шевной прихлынули слезы. Присела она на лежбище, закрыла лицо руками — плачет. — Ты чево, Маремьяна? — Разлюбил ты меня, Орефа. Насытился —и в сторону. — Не в любви дело...— попытался оправдаться Орефа. — Разлюбил, разлюбил,—выговаривала, завывая по-волчьи Ма­ ремьяна.— Ноги об меня, как об рогожку, вытер. Ишь, что придумал: временно! Так не бывает. Так только говорят, а получается по-друго­ му—насовсем. , — Перестала бы хныкать,— недовольным голосом сказал Орефа.— Без тебя на душе кошки скребут... — Ладно, перестану,— вдруг со злом выговорила Маремьяна,— но тебе скажу истинное слово, выслушай. Бросить себя, Орефа, я тебе не позволю. Я такое тебе устрою, что и во сне нешфиснится. Помни, я ведь тоже, как и ты, колдую. Такое наворожу, что тебе с овчинку по­ кажется небо. А ежли мне моего колдовского умения не хватит, я воеводу на помощь позову, он уж с тобой управится, как с миленьким. Так и знай. Я— гордая. Разойтись нам с тобой можно одним лишь способом:^жди, когда я тебя сама брошу, а сам даже и не пытайся. Или еще на войне изгибни, вот тогда ты от меня свободный. Нешуточная угроза возымела на Орефу воздействие. По натуре угад, как правильно определила Маремьяна, трусоват. Поджал под се­ бя хвост и заговорил по-другому. — Будет, будет, баба, уж пошутить нельзя! — миролюбиво, с ласковыми оттенками в голосе заговорил он.—Не знал, что ты такая — шуток не понимаешь. Не припугивай понапрасну, я ведь только испы­ тал тебя. Теперь вижу, дорог я тебе, любишь. И ты для меня тоже не чужая: люблю и привязался,— Орефа обнял Маремьяну и поцеловал в щеку.—Бросать я тебя не собираюсь, об одном у меня забота: надо бы нам с тобой поосторожней, не нажить'бы от воеводы беды. Из опасения и страха Орефа высказал первое, что пришло на ум, ^чтоб успокоить Маремьяну, а она уж и поверила. Поверила — и растая- ' > 84 .