Сибирские огни № 10 - 1983
водушку, речи ему приятные: какой-де ты у меня молодой да краси вый!— но после змейского дыха не хочет на него смотреть. Часто при Пашкове хворой прикидывается, немощной: кости от погодья ноют, в голове кружение... Неделю-другую терпела Маремьяна полюбовную муку, не вынесла, сама отправилась к Орефе, придумав какую-то причину... Короче говоря, Маремьяна с Орефой —одно. И думки-задумки у них одинаковые. Время придет, отправится Пашков по вызову царя на Москву. Поедет__и Маремьяну с собой заберет. И Орефа, колдун и угад, как ему обещано, тем же караваном до Тобольска поедет. А мо жет, и без Тобольска обойдется Орефа, до Москвы с Пашковым они вместе доберутся. А там Орефа вольный казак. Поселятся они вместе в одной деревне, хворых да недужных будут лечить, травы собирать, вены отворять, горшок на пуп ставить, гадать и ворожить... В голове думки, мечты на сердце приятные— и вдруг всему обрыв. В поход посылают Орефу, лишается Маремьяна лады. Ох, горе тому,— было у нее короткое счастье— не стало, одна снова она остается. Ху до будет без Орефы, худо одной!.. . V 2 Чтобы не быть вновь застигнутым врасплох, Орефа приходит к Маремьяне на заре, накануне нового дня, когда Пашков к себе убира ется из особной избицы во дворец, а Пятнашка удодит отсыпаться на ла ре-коробе в коридоре. Подворье же на заре спит беспробудно, а сторо жа дремлют, ничто не мешает свиданию... После часа любви Орефа уснул коротким звериным сном и вскоре проснулся. Встает и одевается. Маремьяна тоже поднялась,— она про водит ладу и закроет за ним дверь на крючок. Чтобы не привлекать ни чьего внимания, ни лучины, ни свечи полюбовники не зажигают, одева ются впотьмах. — Что же нам с тобой, Орефа, делать? — негромко спросила Ма ремьяна.— Покориться судьбе? __ О чем ты? Про поход? —отчужденно говорит Орефа.—Одно мо гу сказать: ничего не поделаешь, надо идти. — А по-иному как нельзя? — Ничего не придумаешь, надо идти... — Вижу я, ты трусоват, Орефа.- Орефа молчит, тужится, пыхтя, с сапогом. Надел, каблуком при топнул. — Взаправду сказано: волос у бабы длинный...— бурчит сердито Орефа.— Не в трусости, Маремьяна, дело, а в соображении. Я, ежли разобраться, в милости воеводской позарез нуждаюсь. А милость за служить сейчас одним способом можно — на войну пойти: будь что бу дет. Без этого же мне, знаешь, хоть сызнова в плен. Рассуди сама: по еду я, допустим, на Русь сам по себе, единолично. Ни проезжей грамоты у меня, никакой другой бумаги. 3 любой первый острог заявлюсь — ме ня сразу в съезжую, на расспрос: кто да откуда? А что мне отвечать прикажешь? — То и ответь, что в плену был... — Ишь, какая она умная! — ехидно смеется Орефа.— Нашла ду рачка, так я и раскрылся. — А что? — А то, —вдруг сердится Орефа.— В приказной избе никаким речам не верят, проверку чинят. А проверка у приказных одна — пытка. Как навалят на тебя поначалу легкую, а потом с жесточью, как тому следует быть, так развяжешь язык-от свой. Про все расскажешь, чего было с тобой и даже чего не было. — А ежели тебе не в чем сознаваться? — А ежели есть в чем?—говорит Орефа.— Ты ведь про меня,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2