Сибирские огни № 10 - 1983

богу. Когда поженились, обвенчавшись в церкви, Настасья, дочь кузне­ ца Марко, покойного, с Аввакумом Петровым, тож сиротой и горемы­ кой, и стали жить совместно', у них ничего не было, кроме рубах-пере- мывах да хибарки — крыши над головой. И ничего, хорошо жилось, по­ койно: Аввакум в церкви служил, а она, попадья, в доме хозяйничала. А как повзрослев да возмужав, да получив высокий чин протопопа, Ав­ вакум, чтобы прокормить чад и домочадцев — всех вместе числом до двадцати, стал в храме божьем на себя радеть и на дворовых обходах требовать больших приношений, как в кожаном кошеле зазвенело се­ ребро, а ларь-короб стал трещать от роскошных платьев и риз, то тут в самую пору и пристигли беды. Нет, не за одну суровость Аввакума, не за одну чрезмерную требовательность от прихожан выполнять божьи заповеди, налетали на него простые людишки и избивали рычагами. За­ висть еще в том была причина. Завидовали прихожане батьке Авваку­ му: богат поп, сердит, жесток,— побьем за это батьку, сорвем на нем зло!.. За грехи наказал бог и турнул Аввакума с Настасьей в сибирскую пустыню. Распухли от водяных бродней у Аввакума ноги, плетьми изо­ драна спина, в струпьях лицо от ледяной скорби, голод — не счесть всех бед, кои довелось испытать протопопу и ей, Марковне, с чадами. Им в самую пору было сгинуть от разорительного несчастья. А они, наобо­ рот, терпя лишения и страдания, как никогда, бывает, чувствуют себя счастливыми. Очутятся, бывает, где ни на есть в тепле, в какой-нибудь мимопутной избушке-переночуйке, да чем-нибудь накормят чадушек, чтобы не надрывали ревом родительского сердца, да усыпят их на су­ хой траве, на нарах, так и про себя хоть на минуту вспомнят. Смотрят в лицо друг другу и так сделается им влюбленно и радостно, и близ­ ко,— только одна мысль обоюдная в голове: господи, пусть продлится ночь подольше!.. • Фекла Семеновна, в шубе и пуховой шали на плечах, в свою оче­ редь ответно разглядывала Настасью Марковну. Удивлялась, кажется, воеводша.. «Чему она, эта протопопица, все ухмыляется? —думала она.— Ишь, глаза веселые. На своего толстогубого смотрит ласково, как молодуха!» Ответила для себя с завистью: «А чего ей горевать: дети, экая орава, все при ней, на войну их не гонят. А у меня один остал­ ся, да и того изверг-отец на погибель спроваживает...» Тягостное молчание прервал на правах хозяина Аввакум. Он обра­ тился не то к Еремею, сидящему рядом со своей матерью, не то к Фек­ ле Семеновне, госпоже. — Дети мои, жду, когда вы начнете речь,— сказал он.— Чуется мне, не ради пустых говорок вы ко мне пожаловали ночью. — Мы помолиться к тебе, батюшка, пришли тайком от воеводы... — отозвалась Фекла Семеновна.—А наперед того послушай меня, что скажу... Аввакум нахмурился, сдвинул брови. В руках он перебирал янтар­ ные четки. — Жалился мне как-то спроста воевода, Афанасий Филиппо­ вич,— продолжала Фекла Семеновна.— Целый-де табун коней у него отгромили нелюдские иноземцы и сами в чужую землю утекли. А я, отец мой, возьми да и присоветуй ему сдуру: послал бы ты, говорю, отец, в степь, аль куда там в горы своих ратных людей, пусть поищут нелюдцев да и отгромят своих коней обратно. А он после нашего с ним семейного разговора стал с лихими людьми советоваться. А лихие лю: ди, Маремьяна с Орефою, разве чего хорошее подскажут! Вот он и порешил единолично — войско на иноземцев посылает. А во главе ра­ ти ставит Еремея... — О том, что ты толкуешь, госпожа, мне ведомо,— перебил речь воеводши Аввакум.— И об Орефе с Маремьяной, кои воеводу на войну подбили, я знаю. А вот о том, что к этим злокозням и ты, дочь моя, со- причастна, я слышу впервые. — Грешна, как есть грешна, батюшка,— склонила повинную голо-