Сибирские огни № 10 - 1983

на нерадивых холопов, что допустили такую великую оплошность и тотчас по своему повелительскому разумению назначил непременный и строгий сыск. А поступить по-иному Пашков не может. О нанесенном уроне ему ведь надобно сообщить царю-государю всея Русии, который, сидя там, далеко от Даур, в Москве, на троне, желает знать только истину и только правду. А без пыток как установишь истину и правду? Даже ежли вины нет за человеком, а только лишь легкое подозрение, и то его требуется пытать и строго спрашивать. А тут кони, столь необходимые в раздольных степях и наскальных вы­ сотах Даурии, государевы животы... В пытошной смрадно, тепло, сыро. Пытками в остроге ведает за­ плечный мастер Василий, мужик лет сорока, с красивыми чертами лица и оловянными глазами. Вот он вместе со своим подручным развел в горне огонь, опрббовал меха, уложил на место железные орудия — молотки, штыри и крючья, окинул придирчивым взглядом помещение: все ли на месте? — снял с гвоздя на стене плеть сыромятного свива, пропустил через руку: жестка, гибка, как тому следует быть. С минуты на минуту заплечный мастер Василий ждет воеводу, вот- вот он должен нагрянуть из съезжей. Для встречи переодевается Василий. Сверх домашнего легкого зипунца заплечный мастер облачает­ ся в просторную чермную рубаху, закатывает по локоть рукава, слегка распахивает ворот, подпоясывается шелковым поясом с кистями. Голо­ ву, чтоб волосы, темные и густые, не мешали в работе, повязывает чер­ ной лентой. Велит подручному подать замшевые перчатки, надевает на руки... В пытошной, наконец, появляется Афанасий Филиппович. Дверь открыли и закрыли за воеводой дубинки-телохранители, сами остались для береженья стоять на крыльце. Воевода, в собольей, с длинными, до земли, рукавами и прорезями для рук шубе, в боярской горлатной шап­ ке на голове, проходит к столу и усаживается в кресло. Заплечный под­ мастерье по-холопски лежит пластом на полу; Василий рогнулся перед воеводой в поясном поклоне. — ГдеХлопуша? — Сейчас приведут,— распрямляясь, ответил Василий.— Я велел к приходу вашей милости, господине, но чего-то задержались... Может, самому пойти? Однако идти не потребовалось. На крыльце послышались голоса, дверь отворилась, впустив облако пара, и вооруженными стрельцами пред очи воеводы поставлен Хлопуша Белокрылый, казак, бивший в сполошный колокол. В тот день Хлопуша дежурил на конюшне и оттого в конской истере был признан главным виновником... Хлопуша стар, ему за пятьдесят. Служит давно, бывалец. Распола­ гает, видать, какими ни на есть животами. Как признак зажиточности на нем суконная рубаха, козлиные, для тепла, порты. На ногах пимы из белой шерсти с узорами. А видом он смел и прям. Борода с сединой, еще густая. Чуть торчат смуглые скулы. Слегка вздернутый нос. Глаза темные, с зеленью, от­ крыто-продолговатые. Перед воеводой стоит спокойно, будто не для допроса позван, а для любезного с ним разговора. — Так-так,— мирным голосом начинает допрос Афанасий Филип­ пович.— Видишь, Хлопуша, как поворачивает рок-судьба нашу жизнь. То тебе почести и хвала, то вдруг опала. Жизнь такая, Хлопуша, все мы под богом ходим.—Пашков сочувственно вздыхает.—Люб ты мне, Хлопуша, люб, Белокрылый, не скрою! Добрый из тебя был помощник и советник моему сыну Еремею. Но что делать: провинился — придется ответить. Истина за мной, или ты в чем-то со мной несогласен? — С вашей милостью, господине, нам не соглашаться не приходит-, ся,— чуть заметно скривив в улыбке губы, ответил Хлопуша.