Сибирские огни № 10 - 1983

Наконец Пашков закончил чтецие, отложил в сторону пожелтелый свиток, выпрямился за столом и весело так и ласково поглядел на протопопа. — Заходил я по хозяйству в свой курятник,— по-доброму начал Пашков.— Видел я, Аввакум, исцеленных тобою курок: здравы и квох­ чут, и несут яички. Нет, не дивлюсь, но радуюсь: ближний ты есть, Петрович, человек к всевышнему. Говорю сие не ради похвальбы, но ради истины, ибо каждый из нас, холопей государевых, царю да истине служит: всяк на своем месте, кто словом, кто делом... Будешь спорить, Аввакум, против сказанного, аль согласишься на сей раз со мною? — Говори, зачем ты меня звал, Афанасий Филиппович? • Однако воевода не торопился доложиться о цели вызова Аввакума к себе. Сегодня он был добр, как редко, отличное настроение им вла­ дело. Он стремился обрадовать Аввакума приятными, как ему казалось, для протопопа околичностями. — Слышал я, Аввакум сын Петров, что за твою дщерь Огропену посватались. Хвалю! Детей у тебя немало, пристраивать их, как приго­ же, несмотря на твою ссылку, надобно. Плох тот отец, который о чадах своих мудросмысленно не радеет. — Говори, зачем звал, господин воевода? — повторил Аввакум.— Дети мои — не твоя печаль. Говорил Аввакум грубо, с непристойным вызовом. Большак Иван метал на отца недовольные взгляды. Эх-эх, не внял строптивый батько советам и просьбам сына, собирается, кажись, с воеводой затеять лайю. Эх, разгневается воевода,— к чему? Но воевода сегодня был будто заговоренный. Он будто не слышал грубых выпадов протопопа и не думал гневаться. — А Сопрыка-то будущий твой зятек, Аввакум, не худо, скажу я тебе, пристроился,— благодушествовал Пашков,—Телохранителем я ему быть приказал при Еремее, в походе будет досматривать за. сыном моим и беречь его. Парень он, кажись, толковый, вернется —пожалую его, может, в десятники, твоей дщери в радость и тебе тож, как тестю... — От похода твоего, Афанасий Филиппович, никому радости не будет,— объявил Аввакум,— Не одобряю я твоего похода. Худое дело ты затеял единолично. Пашков надвинул на глаза седые брови и сощурился. Он гневался. Но он еще надеялся на благополучный исход разговора: не для ругани он поставил пред собой опального протопопа, а для доброго дела, и потому сдерживался и прощал дерзкому его речи. — А я по-другому, Аввакум сын Петров, рассуждаю,—со сдержан­ ным гневом вразумлял Пашков.— Сей поход в глубину Даур не ради для моей Ьрихоти затеян, не из бездельной корысти. Без коней, коих у нас отгромили, мы еще можем как-нибудь перебиться. Другое у меня на уме: чести нашей, государской, урон нанесен. А я хочу показать Даурам, мы обид не прощаем и за свое бьемся неотступно. Мы встречь солнцу идем, путь к окиянскому морю прокладываем, ничто нас не мо­ жет остановить на нашем пути. Проложим путь — Русия с востока, как и с полуночи, морем омываться будет. Так что, как видишь, дело не в одних конях. В удивление мне, что ты, царей, в сей истине не разбира­ ешься. Ишь, он не одобряет! Оттого-то и в опале ты и мне под начал отдан, что то одно, то другое не одобряешь. Государь-царь хочет, значит, и богу сие желанно. — Мы с тобой, Афанасий Филиппович, друг друга не поймем,— отвечал Аввакум.— Ты служишь царю земному, а я — небесному, Христу-свету я служу. А он, миленький, Христос, мой отец небесный, глаголет истинное: все люди братья. При море стать с государем укре­ пой собрались, так идите с хоругвями и крестом в руках господним... Зло распирало Афанасия Филипповича, возмущали его слова этого недальновидного простеца-начетника, который в мирских делах пони­ мает столько же, сколько баран в библии. Не будь на сей раз Аввакум