Сибирские огни № 10 - 1983
шла Огропена, в руках она, как икону, несла свежевытесанное корыто. Далее — Иван с Пронькою. Первый нес корзину с курами, второй — мешок с мелкими камешками и песком с тетеревиного токовища. Шествие замыкала Настасья Марковна с меньшою дочкой Ксенией на руках, завернутою в одеяло из шкуры дикой козы. На звуки духовной песни, которую распевал Аввакум, из избиц вы сыпала чумазая челядь: судомойки^ дровоколы, повара и другие,— а из дворца с крыльца-рундука спустились боярыни Фекла Семеновна и Евдокия Кирилловна, обе в соболях, на голове у каждой теплая пуховая шаль. Свекровь со снохой, милостиво улыбаясь протопопу, поклонились ему в пояс. А вот что говорит об этом «крестном ходе» сохранившаяся в столб цах Сибирского приказа изветная грамотка. Изветный доносчик сообщал архиепископу Симеону: «...и этот вы шеназванный протопоп Аввакум, по своему еретичеству и богохульству, за что он был подвергнут опале и сослан в Дауры, насмешку над цер ковной службой в остроге чинит и ерничает, и достоинство и святость креста господня перед людьми роняет. Упрятав хворых якобы воевод ских кур в корзину, несли их с полетами и кликами напереди молеб ственного шествия, а сам Аввакум кадилом кадил и духовные распевы пел. А дочь его любимая, Огропена, заместо хоругви в руках держала куричье корыто и греховно ощеуливалась, ибо взрослая уже и понимает, что сие шествие не бога тешит и радует, а сатану. А Аввакум ей грехов но подмаргивал. А люд, рабы и слуги воеводы, ошибочно полагая, что молебен сей и крестный ход с корытом и корзиной богоугоден и свят, на коленях на мерзлой земле, по зиме, стояли и творили метания и кре стились. А боярыни —жена господина воеводы Фекла Семеновна и сноха их Евдокия Кирилловна — покровительствовали сему греховному ходу и, выступая во след еретику Аввакуму, славили бога и добрым словом поминали протопопа, куричьего целителя. А аз, холоп царя, раб божий, богомолец усердный и смиренный, Федот Травка, в стороне стоял и, видя перед собой такое греховное действо, проливал обильные слезы за нашу православную церковь и веру, над коею чинится такое отчаянное глумление...» Итак, куры были водворены в курятник и выпущены из корзины. Все они были здравы и веселы. Петух на радостях, что вселился в род ные Палестины, попытался, было, сплясать со своей любимицей, черною курочкой, но та застеснялась людского присутствия и отбежала в сторону. Излишне говорить о том, как были рады Фекла Семеновна и Ев докия Кирилловна. Старая боярыня сказала: — Поставил ты, Петрович, по своей святости, наших курок на но ги,— спаси тебя бог! За-свои труды прими от меня поминочек: пусть же и твоим деткам, как и моим, будет какая ни на есть радость. — Не откажусь, дочь моя,— ответил Аввакум.—Живется нам, как тебе ведомо, нелегко... — Подарю я тебе, протопоп,— внимательно приглядываясь к кури ному табуну, продолжала Фекла Семеновна,— одну курку, пусть она облегчит вашу жизнь. — Щедроты твои, госпожа, бесконечны,— с поклоном поблагодарил Аввакум. — Только я не знаю, батько,— после молчания продолжала бояры ня,— какую для вас выделить курку. — Вот эту,— показала указательным перстом Евдокия Кирилловна на пеструю несушку, крупную, с высоким чермным гребнем, голосистую, шуструю и крыластую. Фекла Семеновна отрицательно качнула головой: ей было жаль пестрой несушки. Была эта несушка жадна, зобаста, что говорило о ее плодовитости: несется часто, яйца от нее крупные и питательные. — ...или эту! — показала Евдокия Кирилловна на другую курку, белую и тоже крупную, с чермным высоким гребнем.. ъ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2