Сибирские огни № 10 - 1983

убежден до конца, но от неумолимой истины никуда не деться: Ере- мей — сын единственный, потерять его —потерять все. На ум вспало: вон боярин Михайло Куракин, когда пришел черед его молодшему сыну ехать к запорожцам, упрятал его на дальней своей пустошке в нети. Все знали о том, и государь о тех лукавственных нетях догадывался, а все одно к Куракиным своей милости и благоволения Не урезал. И у' князей Голицыных почти то же вышло: не послушались приказа царя — и ничего, в чести до сих пор ходят. «Моего ж сына царь-государь знать не знает, никуда его не посылает,— думал Пашков,—я его сам в пасть зверю толкаю, будто он у меня не единственный».. Припомнился Афанасию Филипповичу год 1643-й, когда не стало его двух старших сыновей —Антипы с Павлом, пропавших безвестно в Константинополе- Ясно, что виновниками их погибели были басурманы турки, махмутские поклонялыцики, покушавшиеся на царскую соболи­ ную казну, но и он, Пашков, в их преждевременной погибели был в коей-то мере соучастен. Мать, Фекла Семеновна, в ногах у него, мужа, валялась, умоляла не отправлять сыновей с посольством Милославского в Константинополь — не полушал, послал, а в результате под старость лет сиротство. А царь-государь, блаженной памяти Михаил Федорович, чем отплатил Пашкову? Может быть, милостями осыпал за эту истерю? На-тко, держи пазуху шире, даже не припомнил, сочувствия не выска­ зал, будто так и надо... Так и эдак, как ловчих кречетов, кидал в разные стороны мысли Афанасий Филиппович, но утешения не было, наоборот, крупное сомне­ ние зарождалось и, корячась, устраивало ему в бока колотье. «Вот что я сделаю,—надумал Пашков,— схоЖу-ка я к Маремьяне, пусть она судьбу предскажет, пусть поворожит на бобах. Ежли напророчит Ере- мею дурно, то и не пошлю я его в поход. Елисей Бугор поедет, ему, но- вокрещену, впору. А Еремей пусть при родителях остается. Не супостат же я какой, не басурман к своему детишу...» У своего подзапазушного друга, знахарки, ворожейки и колдовки Маремьяны Пашков, по заведенному обычаю, гостит, когда вздумается. Бывает, и днем навестит, но чаще ночью, когда дворец пребывает в глубоком сне. .Живет Маремьяна, как сказано, в особнои избице в глу- бине подворья, и, кроме воеводы, к ней никто не вхож, если не считать Пятнашки, который колет для нее дрова, и посудницы Нюрки, которая приносит ей с поварни еду. Ни в чем не знает нужды Маремьяна. О шу­ бах-дохах ее и других платьях заботится сам воевода, беседуя для оной цели с торговыми сидельцами, приезжающими с Руси, промышленника­ ми, прибывающими из глубины Даур с соболиной добычей, да еще с ясачными сборщиками. Китайский шелк, кызылбашское полотно, ам- бурское суконце, соболиная дошка, телогрея с лисичьей опушкой — нате вам, Маремьянушка, в дар-поминок. Маремьяна не глупа, себя ценит, на подворье свое место знает и ве­ дет себя сообразно: ни с кем не вступает в споры и пререкания, старается всем угодить, чтоб не злословили, не клеветали. Потребуется с ее сто­ роны изгнать лихоманку или какую ни на есть другую немочь изгонит. Поворожить-погадать кому надобно, предсказать судьбину к за этим дело не станет: предскажет, ободрит и обрадует. Не раз в ней объявля­ лась нужда в семье воеводы. Помогла год тому назад разрешиться от бремени Евдокии Кирилловне Симеоном, не раз старшенького Иванушку лечила. И Фекла Семеновна не раз искала у нее исцеления от голов­ ной боли — помогла, и, благодарная сердцем, долго выказывала мудрой ведунье свое боярское благоволение воеводша, до тех пор, пока не узнала о большом внимании к Маремьяне Афанасия Филипповича... В ту ночь встреча Пашкова с Маремьянои протекала так. Сначала к особной избе, крепко ступая, прошел безъязыкий Пятнашка, держа в 5Х