Сибирские огни № 10 - 1983

ми, не то белое, не то черное,—надвигалось со всех сторон, обнимало и обволакивало. Хлопуша силился понять, что это, но для понимания оно было неподступно. Слабеющей рукой Хлопуша отталкивал от себя это страшное, но силы в руке не было. Открыл глаза — над ним, придвинув поближе к нарам скамью, сидит в темном подряснике батько и сердито смотрит ему в лицо. «Чево он на меня сердится?—думает Хлопуша.—Чево я сотворил ему худое? За Соломониду он на меня сердится,—догадался Хлопуша.— Говорил: ни в чем она передо мной не виновата,— а я не поверил, утек из дома, одну ее оставил... Нет, не за Соломониду он на меня сердится,—думал Белокрылый, сквозь полуопущенные веки разглядывая Аввакума.—На мою же- сточь — вот на что он сердится, худо я тогда с ним на Ангаре обо­ шелся...» Припомнилось. Исстеганный плетьми, полуголый, под дождем це­ лую ночь лежал Аввакум в казенном дощанике. Когда кто-нибудь из служилых проходил мимо, изнемогший страдалец просил испить. Но никто не хотел помочь Аввакуму: раз еретик, то и помирай! И Хлопуша не подал воды, даже выругался на протопопа, даже ногой ему в лицо пнул, так он пренебрегал тогда еретиком. Чудом уцелел тогда опальный протопоп, лежа под капелию на поперечном бревне в дощанике... Иное, всплыло. Байкаловым морем шли, одолевая бездонную пучи­ ну. Баргузин-ветер то ослабевал, то вдруг налетал шквальным напором. Валы бугрились, с гребней волн срывало и швыряло в лицо белую пену. Воеводский дощаник, на котором вместе с воеводской семьей находил­ ся Хлопуша, поравнялся с дощаником Аввакума. Став в рост, Пашков, пересиливая рев ветра и рокот волн, закричал. — Эй, протопоп,—сложив руки трубой, закричал он.—Ужо тебе, еретик. Бурю накликаешь, страдник! Смотри, на сук вздрючу. Уймись! Аввакум, слыша воеводские угрозы, ничуть не растерялся, не уст­ рашился. Как и воевода, став в рост и сложив ладони трубой, он заорал против ветра своим дьяконским басом: — Буря — твоя работа! Дьяволами себя окружил! Вон их сколько рогастых вместе с тобой в лодке. Перекрестись, шельмец! Не то не из­ быть урагана... Дерзость и бесстрашие протопопа возмутили Хлопушу. И он, под- халимно подпевая своему начальному человеку, закричал: не дерзи-де, поп, воеводе, отцу нашему! Мало того, Хлопуша о колено сломал черень бердыша и обломком швырнул в протопопа, угодив ему в бороду... Позже’, зимуя в Иргеньском острожке, работая совместно на спла­ ве леса, Хлопуша с Аввакумом сошлись в дружестве. В помощь тому — Еремей, ладивший одновременно и со своим советчиком, и с протопопом, он их примирил между собой. Да и незлопамятен Аввакум. Он, кажется, начисто вычеркнул из своей памяти худые поступки Белокрылого. Но сам Хлопуша помнил, у него болела совесть, он искал случая, чтобы по- каятся перед Аввакумом и сразу за вйе испросить прощения. — Умираю, батюшка,—еле слышно проговорил Хлопуша.—Про­ сти меня! За все вольные и невольные... — Бог простит,—сказал Аввакум.—А у меня к тебе, сын мой, зла нету. Твои вины передо мной малые, не о них сейчас наша с тобой говор­ ка. В грехах перед богом кайся! — Каюсь, батюшка... Приняв исповедь, причастив и пособоровав умирающего, Аввакум спросил: — Может, сделаешь, сын мой, какой наказ? — Сделаю, батюшка... —. Может, послать за писцом?