Сибирские огни № 10 - 1983
скому служилому тех далеких времен. А из Еремеевых попыток угодить отцу, желавшему под старость лет увидеть сына ратным и великатным, тоже ничего не получалось. Он хоть и принимал участие в суровых таежных походах, но душой не менялся. Ему бы не в студеную, комари ную Сибирь ехать вместе с отцом-воеводою, не пускаться бы на поиски новых землиц: не всякий на такое способен! — ему бы на клиро се петь, за колокольную веревку дергать, производя благовестный трезвон, или, во всяком случае, в амбаре сидеть, перебирая меха. Но что поделаешь —судьба: отец приказал — не исполнить нельзя, надо идти и действовать, как велено. Еремей присел на краешек нар, на которых под шубным кафтаном лежал Белокрылый, и негромко окликнул: — Хлопуша, Хлопуша, спишь, аль что? — A-а, это ты, Еремей... Белокрылый был плох. На оклик воеводского сына он даже не повернулся,— лежал вверх лицом, неподвижно уставился в потолок. Щеки ввалились, нижняя челюсть отвисла,—чтобы разговаривать, Хлопуша сам себе рукой помогает. Но не замечал того Еремей, загово рил о своем. Не время, говорил он, Хлопуша, отлеживаться на нарах, надо вставать, разминать затекшие уды. Не к часу хворь, работа вели кая приспела. Сегодня же Еремей потолкует с отцом, упросит выпустить из тюрьмы Белокрылого. Нужен Еремею Хлопуша, ох, как потребен! Его, Еремея, отец посылает на царских ослушников-нелюдцев, многие служилые с ним идут— воевать и отстаивать государеву правду. Пой дет Еремей в поход и, как в прошлые разы, возьмет с собой Хлопушу. Хлопуша будет руководить войском, а Еремей — молиться богу, упра шивать всевышнего, чтобы ниспослал успех в ратном деле. — Вставай, Хлопуша, вставай! —велит Еремей.—Хватит валять ся на нарах! Чего же ты молчишь, аль не хочешь идти в поход? — Отходил я, кажись, по земле свое,— едва слышно выговорил Хлопуша, придерживая челюсть рукой.—Придется, видно, тебе, госпо дине, отправляться в поход без меня. Помирать буду... — Помирать! — Еремей с удивлением и страхом глядит на Хлопу шу, смысл сказанного едва укладывается у него в голове. Хлопуша и смерть —это немыслимо. Тонул казак Белокрылый раз на глазах Ере мея —не утонул. Горел -—не взял его огонь. Хлопуша неуязвим, словно 'заговоренный. Ему ничто нипочем.— Вставай, братец, хватит валяться. Пойдем в поход. Отец велит —на войну отправимся. — Куда уж мне! — слабо шевельнул рукой Белокрылый.— Без ме ня на сей раз, Афанасьич, отправляйся. Помирать буду... 4 — Погоди, Хлопуша! —испуганным голосом говорит Еремей.— Зачем помирать? Что с тобой? Плети? Их же всего-навсего двадцать с лишним. Ты ж, говорил, выдюживал и семьдесят. — Молодой был... Все до поры, до времени. — Погоди! — не хотел верить в то, что Хлопуша помирает, воеЕюд- ский сын, исполненный подневольного ратного задора.— Не надо прб смерть. Смерть ты сам выдумал. Давай полечимеб. Давай, я лекаря по зову, Орефу, жилу отворит, лишнюю кровь пустит. Али травами... Я богу помолюсь... — Не надо колдуна!—с трудом выговорил косным языком Хлопу ша.— Позови, господине, ко мне Аввакума Петровича. Исповедаюсь и причащусь... Еремей оторопел. Страшно ему сделалось. Понял, не понарошку Хлопуша говорит про смерть, зовет она его за собой... 3 Было забытье, был тяжелый сон. Видения являлись. Что-то страш ное, что не имеет ни формы, ни границ, ни конца, ни очертаний лезло в глаза неотвязно. Оно, это страшное, было не то с рогами, не то с крыла-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2