Сибирские огни № 10 - 1983
кресло и, не снимая с головы горлатки, как есть в собольей дохе, уса живается за стол в кресло и начинает. — Я созвал вас, господа,— медлительно, с расстановкой начинает Пашков,— чтобы напомнить вам слова из наказной грамоты, коею, мы руководствуемся в своей службе. А в оном наказе сказано: дарю пря мить, государские животы хранить и стеречь, новые земли искать и приобщать! Понятно ли сказано? Пятидесятники и десятники, и Елисей Бугор, и Еремей — все до одного, кто внимал воеводе, закивали головами: понятно-де, понятно, батюшка, продолжай дальше! — А прямим ли мы, радеем ли мы, господа, как от нас дожидается государь? — Пашков обвел съезжую избу строгим взглядом, задержи ваясь на лице каждого начального.—Нет, не радеем мы, не прямим, жалование получаем понапрасну. Имели мы табун лошадей, необхо димый нам для ясачных разъездов,— где он, этот табун? Тю-тю, нет табуна... «Так-так,—согласно кивали головами добрые и разумные помощни ки воеводы.—-Истину глаголешь, воевода: нет табуна! Правду, господи не, высказываешь в лицо: отгромлен табун!— теперь маши после драки кулаками». — Две ночи после погрома я не сплю,— продолжал воевода.— Богу молюсь, прошу у всевышнего совета. Сегодня прикорнул на ми нуту, и мне явился, как наяву, Георгий Победоносец и перстом указал мне: иди, Афанасий, и обрящешь! — я проснулся, в голове полная яс ность, и никаких сумлениев. Ни на кого не глядя, Пашков многозначительно помолчал. Сухое прямоносое лицо, оснащенное седой бородкой клином, светилось тор жественностью и величием. — И ясно мне стало,— глаголел воевода,— что так просто сей погром нам нельзя оставить. Дабы восполнить урон, надумал я послать на царских ослушников и изменников войско. Возвратить наших коней или новых отбить — вот зачем пойдет в степь войско- Ясак соберет, какой пригоже,—дела найдутся. А во главе рати ставлю я сына свово Еремея. Поход ясачный для него не в новинку, пусть ведет рать и воюет ради для казны государевой. Сказано было все. Воевода замолчал. Собравшиеся тоже молчали. О чем каждый из них думал, бог весть. Может, ни о чем не думал. А может, кое-кто и сомневался в чем-нибудь. А повод для сомнений был. Людей мало, стоит ли затевать поход? Еремей, понятно, воеводский сын, но годится ли он для того, чтобы стать во главе рати? Еремей справлялся с ратным делом при Хлопуше, но Хлопуша в тюрьме лежит пластом, избитый. А без Хлопущи, свово советчика, Еремей слаб, не управиться ему с ратью... Кто знает, может, кто-либо из опытных десятников или пятидесятников и хотел высказать свои сомнения, да не решился. И Ели сей Бугор, новокрещен, понимающий и верный служилый, тоже смол чал, не желая перечить воеводе. Да и то каждому ясно: не для того позвал начальных людей властный воевода, чтобы спрашивать совета. — Поняли ли вы меня? — спросил Пашков. — Поняли, батюшка, как не понять! — Поняли, господине... — А тебе, сын, ясно ли, что от тебя требуется? — нестрого обра тился Афанасий Филиппович к Еремею. Ясно, батюшка,— отвечал Еремей.— Я всегда готов исполнить твою волю. — Добро! — После молчания Пашков добавил: —А теперь десят никам и пятидесятникам я велю идти в стрелецкие избы и подобрать для похода добрых и смелых служилых. А тебя, Еремей, и тебя, Бугор, я оставляю при себе: будем думать над воеводским наказом, что делать войску в походе- Над письменным воеводским наказом ломали голову долго. Давно погашены свечи, сквозь слюду в съезжую заглядывало зимнее тусклое 30 12
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2