Сибирские огни № 10 - 1983

татель, узнаю, мне совсем не безразличны. Через судьбы героев — рассказчика Бары- са, и Борбок-Кары, и врача Ольги Петров­ ны, и Текемея, и Метирея, и тетушки Ту- дар — мы, читатели, постигаем суровое и великое время. Повесть Б. Укачина одновременно и о военном детстве и о нашем сегодняшнем дне: ведь мальчишки сороковых годов ста­ ли отцами и задумываются о многих про­ блемах, в том числе о воспитании собствен­ ных детей, родившихся после войны, им те­ перь столько же, сколько было их отцам в войну. Но самое главное — то, что пласт про­ изведений о военном детстве пополнился повестью, которая раскрывает эту тему на совершенно новом материале: до сих пор русский питатель не имел представления о том, как отозвалась война на детстве ма­ леньких алтайцев. Впрочем, тут уместно еще раз вернуться к очень точному наблю­ дению переводчика повести В. Крупина: речь идет не о «сходстве занятий», а о том, «чем жили в духовной жизни люди в раз­ ных концах Отечества». И это сближает повесть алтайского прозаика с выдающими­ ся произведениями многонациональной со­ ветской литературы: русский читатель при­ нял в свое сердце Буранного Едигея из ро­ мана киргиза Чингиза Айтматова, героев грузина Нодара Думбадзе и белоруса Ва­ силя Быкова потому, что ощутил духовное родство с ними, увидел в них своих едино­ мышленников. Сказанное вовсе не означает, что я пыта­ юсь поставить знак равенства между про­ изведениями, уже заслужившими всенарод­ ное признание', и только что появившейся повестью, которую пока даже не имел воз­ можности дочитать до конца. Нет, я не хочу опережать событий, речь здесь о другом. О том, что Борис Укачин творчески исполь­ зует плодотворные традиции многонацио­ нальной советской литературы. В известной степени это относится и к Дибашу Каинчину, который в повести «С того берега» обратился к событиям граж­ данской войны на Алтае. Мы знакомимся с Учаром — главным героем произведения — в трудные для него дни. Его брат утонул в Катуни; родители Учара хотят видеть сына рядом с собой, а он живет в семье Каллистрата, дочь кото­ рого, Федосью, полюбил. При этом юноша помнит, что к нему тянется красавица Шы- ранкай; да и родители Учара хотели бы для сына жену-алтайку, а не русскую. Я не собираюсь пересказывать сюжет, а лишь хочу показать, какие драматические столкновения легли в .его основу: события в личной жизни Учара сопрягаются с со­ циальными конфликтами. Именно социаль­ ные мотивы определяют расхождение Уча­ ра с другом его детства Салкыном: для Учара Каллистрат — заботливый старший друг, отец любимой девушки, а для комсо^- мольского вожака Салкына — классовый враг, бай ц кулак. В эту и без того напря­ женную ситуацию вмешиваются бандиты, решившие поживиться добром Каллистрата. Учар считает своим долгом защищать хо­ зяина... Сложное время, сложные характеры, трудные судьбы, в которых по-своему ожи­ вает эпоха. Писатель сумел показать, как нелегко было выбрать в этой сшибке лич­ ных страстей, в противоборстве, вызванном социальными и экономическими противоре­ чиями, в сумятице гражданской войны, в круговороте событий, верный путь. Мы-ви­ дим и другое — Даже не все субъективно честные люди поняли, что это — время вы­ бора пути, который и предрешит, в конеч­ ном счете, судьбу народа. Автор заканчивает повесть не точкой, а многоточием,—жизнь, как бы говорит он этим, продолжается, и возможны в судьбах героев, надо думать, не только закономер­ ное движение, но и неожиданные повороты. Многие конфликты только намечены, но не раскрыты до конца. Есть недоговорен­ ность в обрисовке персонажей. Я затруднил­ ся бы однозначно охарактеризовать Салкы­ на. Чего в нем больше —идущего от народ­ ной мудрости жизненного опыта, понимания непримиримости классовых позиций или прямолинейности, которая признает лишь белый и черный цвета? Как сложатся даль­ нейшие отношения Каллистрата и Учара? Сумеет ли Каллистрат подняться до объек­ тивного взгляда на новую жизнь или чувст­ ва собственника сделают его врагом своих земляков-тружеников? Таких вопросов воз­ никает много, и, честно говоря, хотелось бы, чтобы Д. Каинчин продолжил свое повест­ вование — судьбы его героев интересны, и читатель, я уверен, с увлечением продлил бы знакомство с ними. Перевод Е. Гущина красочен, в-нем?пере­ дан колорит места и времени, хотя есть ш досадные промахи — языковые и смысловые. Сын привез убитого архара и просит отцат «Помоги снять с тороки», а читатель уди­ вится: ведь это слово употребляется только во множественном числе, тут нужно «торо­ ков». «Пчелы нажалили до смерти» —и мы думаем, как нелепо погиб человек. А через строку он оказывается живым и здоровым. Там же читаем, что девушка, в которой сме­ шалась кровь русских и алтайцев,— метис­ ка; между тем в данном случае это слово явно не подходит, в буквальном смысле ме­ тис —потомок брака европейцев с индейца­ ми и неграми. Это —не мелочные придирки. Упрека за­ служивает не только переводчик, но и ре­ дакторская и корректорская работа над тек­ стом. Слишком много в материалах «Алтая» опечаток, небрежностей, не выверенных, з порой и грубо перевранных цитат, причем цитат ответственных (впрочем, все цитаты важны, иначе их не стоило бы приводить)» Говорю об этом, чтобы подчеркнуть: редак­ торская и полиграфическая культура изда­ ния — отнюдь не второстепенная сторона дела. Но вернемся к прозе альманаха. В маленькой повести «Ушел человек на войну» Владимир Свинцов обращается к го­ дам Великой Отечественной. Положив в ос­ нову сюжета историю собаки Найды, хозяин которой ушел на 'фронт, автор коснулся и трудной доли тех, кто остался в сибирской деревне,—детей, женщин, стариков. В. Свинцов обладает даром изображать чувства животных, многие эпизоды трогают читателя. И все-таки есть просчет в самом замысле произведения. Конечно, собака может быть героем и рассказа, и повести, и романа. Примеров то­ му достаточно —от чеховской «Каштанки»