Сибирские огни № 10 - 1983

— Рада бы я была не тревожить тебя ночью, мой господин,— по­ правляя на плечах козью шаль, ответила Фекла Семеновна,— да ноги сами к тебе принесли. Беда! Взаправду говорят: пришла беда —отво­ ряй ворота... — Не по моей ли, Фекла, конской истере горюешь? — спросил Пашков.— Ежли так, то это с твоей стороны понапрасну: у каждого из нас свои заботы и печали. Себе оставь свои, бабьи, мне оставь мои, воеводские. — Всю жизнь от меня, Афанасий, ты отделяешься,— с обидой в голосе сказала боярыня.— Всю жизнь ты моим женским умом пренеб­ регаешь. Так и приучил, не касаюсь я твоих дел. До коней твоих мне дела нету, я к тебе про наших курок пришла потолковать. Послал бы ты, отец, за протопопом Аввакумом, пусть придет да полечит их. Хворь, знаешь, на них сызнова навалилась; иные ослепли, иные пластом лежат, раскрылились, с иных перьё сползло, будто в котле кипели. Пашков с досадой поморщился: опять Аввакум! Куда ни кинься, всюду он, Аввакум, как нечистый, выглядывает из угла. Коней отгроми- ли —Аввакум замешан. Куриц лечить — опять Аввакум! Когда все это кончится? — Дался ж. тебе этот еретик! — с недовольством в голосе сказал Пашков.—Послала бы за Орефой, лекарем, пусть попользует наших курок. — Совет твой, воевода, может, и дельный,— отвечала Фекла Семе­ новна,— да для меня он припоздал. Грешница, звала я на подворье тво- во Орефу —являлся, шептал и на курок через сито брызгал водой — не помогло, все на старых местах осталось, — К Маремьяне бы обратилась, она ведь тоже, как тебе ведомо, врачует. Держась за дергающуюся щеку, Фекла Семеновна не ответила. Ведьмовку Маремьяну, наложницу, любимицу воеводы, она ненавидела. Было время, зазывала ее, как путящую, во дворец, насчет лечбы проси­ ла, советам ее внимала, поминки, благодарная, ей дарила, одним возду­ хом с ней, поганкой, дышала, а она что в ответ! С мужем Феклы Семе­ новны, стариком, бессовестная, спуталась. Нет, не человека на своей груди пригрела боярыня Фекла, змею! — Не могу я, матушка, на подворье зазвать Аввакума,— после молчания сказал Пашков,— В тюрьму я его, злоумышленника, упрятал. — А за что, смею спросить, ты сызнова на него, воевода, ополчился? — За угнанных коней, его рук дело.... Ответная на слова мужа улыбка на лице'Феклы Семеновны была горькая и недоверчивая. / — Что-то сумлеваюсь я, отец, в вине Протопоповой,— сказала она.— В прошлом году, как острожные стены заканчивали, приходили с вой- ниш^ой немирные степняки —винил ты в том разбойном налете Авва­ кума: его-де молитвами, хотел еще сжечь его на костре, да бог не дал. Не такой он человек, чтобы хотеть нам зла. Зря ты такую вину на него возводишь. Не станет он с разбойниками в одну связку вязаться. Авва­ кум — человек святой. Бог за него горой-стеной стоит. На твою голову, Афанасий, падут его слезы и невинная кровь его. В словах жены звучала угроза. А какому властителю это по нраву, если даже угроза исходит от ближнего к нему человека? Да и сколько можно грозить ему, воеводе, за еретика и заступаться за него! Семь лет назад отдан царем Аввакум ему, Пашкову, под начал и за все эти годы столько довелось ему услышать от изгоя проклятий и поносных воплей, что надо воистину носить в груди сердце тихого голубя, чтобы не изойти злом. А сколько раз опальный протопоп, мешая править Пашкову вой­ ском и острогом, кричал под руку, сеял среди подчиненных соблазн и заводил смуту? Бессчетно! Пора этому положить предел! Не для того батюшка-царь препоручил Пашкову разбойника, чтобы он с ним нян­ чился, как с малым чадом... — Зря ты, матушка, заступаешься за еретика,— по возможности