Сибирские огни № 10 - 1983

— А ну вертайся, говорю, не то спрыгну! И крепкими пальцами так сдавила мне плечи, что я («Вот беше­ ная!») круто сбрасываю газ, разворачиваюсь и подруливаю к коп­ нушке. — Все, Сонечка,— говорю, когда сам собой глохнет наш развалю- ха-«ИЖ».— Не видать тебе ненаглядного папаню еще три года. Но она меня не слышит. Роется в молодой траве, пытаясь отыскать птицу, мимоходом сбитую с лета злым ветром судьбы. Вот где-то под кочкой разглядела вроде пушистый комочек. Жизнь еще теплится в нем, хотя глаза ласточки уже затягивает пелена. Молча стою я рядом с Соней и смотрю, как она вдувает ласточке воздух через клюв. Бережно, маленькими порциями, чтобы раненая птица, не задохнулась. И ласточка начала оживать. Не сразу и трудно, как человек, потерявший сознание. Вот дернула когтистой лапкой, по­ шевелила точеным вороным крылом, глянула на нас полными тоски глазами и опять притихла. «Ну же, милая, вставай, вставай,— тихонь» ко уговаривает ее Соня.— Ты же сильная, ты же ласточка!» Будто ус* лышав просьбу-мольбу девушки, раненая птица снова зашевелилась. Как-то неуклюже, бочком-бочком затрепыхалась и поднялась. Она стояла на цепких лапках, набираясь сил и еще не веря, что снова видит небо. А оно уже звало ее к себе, родное, желанное. И птица расправила крылья. Словно проверяя их былую надежность, замерла на миг и тут же, глянув напоследок в лицо девушке, упруго надавила лапками на ее ладонь и понеслась, с каждой секундой прибавляя в лете, туда, где был ее дом, ее стихия, в синюю безоблачную высь. Будто кто легонько, не страшно сжал мне сердце. Трудно стало дышать. — Соня,— говорю девушке и нет других слов — только эти.— Соня, Соня, ласточка ты моя... Ее большие, огромные, все заслонившие собой глаза придвинулись близко-близко. Быстрый шепот обжег губы: «Милый, как долго я тебя ждала...» И мои ответные слова, бессвязные, ненужные в этой звеня­ щей тишине летнего утра под синей тенью от прошлогодней копнушки... Возле лодки, месяц назад доставившей меня на тоню, я прощаюсь с рыбаками. Отныне и навсегда со мной будет по-женски серьезная и в то же время как-то по-детски наивная любовь девушки, выросшей сре­ ди простых и бесхитростных людей. Таких, как Евсеич, и какими были мой дед, мой отец и моя мать. Под синей тенью от прошлогодней коп­ нушки я спросил девушку, согласна ли она поехать со мной навсегда, на всю жизнь? Соня долго молчала. «К милому и семь верст не околи­ ца,— говорит наконец тихо и тревожно-ласково смотрит мне в глаза.— А не разлюбишь? Не обманешь?..» Бережно обнимая девушку, доверчи­ во прижавшуюся ко мне, я не клялся ей в любви и верности, сердцем понимая, что слова Соне не нужны. Что проку от слов? Много их, хоро­ ших и разных, говорила мне (как, впрочем, и я ей) другая, хрупкая девушка с голубыми глазами. Но недолгой и непрочной оказалась на­ ша любовь. Да и была ли она? Книгу любви не словами нужно пи­ сать — жизнью своей. И не в одиночку пишут такую книгу, каждый свою, как это было у нас с той девушкой, а только вдвоем, одну на двоих, как будет у нас с Соней. Недолгая нам предстоит разлука, не больше недели, в течение которой Соня уладит здесь все свои дела и даст мне телеграмму. А на душе все равно как-то тревожно и не хочет­ ся уезжать. Но я успокаиваю себя — так ведь всегда бывает при раз­ луке. Все готово к дороге, но в это время к бригадиру подходит Миколка Гуленко — единственный из рыбаков, так и не отважившийся сказать по микрофону хоть пару слов о себе. Ему уже за сорок, но зовут его в шутку молодоженом — недавно он женился на женщине, которую лю­ бит тихой и страстной любовью. Д 4 '