Сибирские огни № 10 - 1983

рами хвостов громадных рыбин. И вот кто-то поднимает верхнюю под­ бору невода, и остромордый осетр, покрытый крупной и крепкой, как кольчуга, чешуей, сверкающей-на солнце, летит на дно лодки... Вечером (ох и болит же с отвычки спина!) я с наслаждением са­ жусь на скамейку за большим столом, вбитым в землю-под брезентовой крышей рыбацкой столовой. — А ты ничего мужик — настырный,— выносит мне Соня свой приговор.— Я думала, что тебя от силы на полчаса хватит. А ты, гляди ж ты, весь замет выдержал! Сонечка-то моя принарядилась! А это симптом знаменательный. И, забыв о данном себе слове насчет любовных забав, я не могу удер­ жаться и ответно улыбаюсь горячему румянцу на ее еще не сожжен­ ных солнцем щеках. Она ведь нутром чует, что я любуюсь ее красотой, ее молодым здоровым телом, <?е русой, толщиной в руку, косой, чудь оттягивающей голову девушки назад, когда она смеется. Медленно, будто нехотя, прячется за горизонт солнце. Сочно-крас­ ное, как свежий морковный срез. Разбежались по небу облака — до ут­ ра. И все оно сейчас, высокое и темно-синее, отражается в реке, тоже уставшей все бежать да бежать день-деньской. — Ты, браток, гости у нас сколько хошь, в свое удовольствие,— потихоньку гудит мне в ухо Евсеич,— Еще надышишься своим городом- дымокуром. А у нас тут, сам видишь, вольготно, любо-мило... Вощ и до­ мик свободный есть — там и будешь жить. У Соньки-невесты под боком. Поперхнувшись горячей ухой, Соня, покраснев от стыда, с укором смотрит на старого рыбака: — Ну чего ты язык-то распустил, Евсеич? — А чего, Соня? — усмехается Евсеич.— Парень он холостой, ра­ ботящий — вот мы вас и оженим. И будет в нашей бригаде свой собст­ венный корреспондент! Как, браток, согласен? — подмигивает мне и подкладывает в миску самые разваристые белые куски красной ры­ бы.—Ты рубай, рубай на здоровье. На свежем воздухе покушать, одна благодать. Любо-мило! ' И от этого его «любо-мило», от ароматного духа Знатной осетро­ вой ухи у меня кружится голова. И так забыто-хорошо становится на душе, что, точно пацану-несмышленышу, начинает казаться, будто на всей нашей огромной земле и вправду нет ни войн, ни насилия, ни уж, тем более, мелких, постыдных ссор и обид: что вот так же, как и мы сейчас, где-нибудь далеко, очень далеко, собрались за другими столами другие люди; у них тоже любо-мило на душе, и оттого, что не о чем тревожиться и некого бояться, они, как и мы, рубают свою бульбу или спагетти, устрицы или какой-то там маис; что все женщины земли ста­ ли вдруг такими же, как рыбачка Соня, терпеливо ждущая своего пар­ ня, который никогда и никому не будет врать; что ни к одному мужчи­ не не придет больше и не будет мучить его по нотам хрупкая девушка с голубыми глазами, мой Черный человек™ Наверное, в эти несколько минут детских мечтаний и светлых грез у меня такой был видок, что Соня, не на шутку встревожившись, зашеп­ тала мне на ухо: — Ты чо? Очнись! Да ты чо? — А чо? — отвечаю ей в том же духе.— Я ни чо. — Ни чо, ни чо, а у самого сейчас такое лицо было.., — Какое, Соня? — А такое.—Хмурит она брови, но успокаивается — видимо, лицо мое приняло прежний, нормальный вид.— Как у этого™ И она выразительно крутит пальцем у виска. Заснул наш городок, деревянным боком притулившийся к берегу реки — кому рано вставать, тот пораньше и ложится. А мы с Соней сидим на теплой земле, у кромки воды. Не сразу согласилась на вечер­ нее рандеву моя рыбачка Соня. Хотя и я видел: непрочь она. И вот си­ дит рядышком, притихла и думает, наверное, обо мне: он, конечно, из городских, но вроде и впрямь не пижон — замёт все-таки выдержал.