Сибирские огни, № 9 - 1983

жили вместе, слушать чтение матери было одно удовольствие. В канун рождества, прежде чем укладываться спать, они собирались в гостиной своего дома в Шейл-Сити. Правда, отец допоздна задерживался в ма- .газине, чтобы выполнить поступившие в последнюю минуту рождест­ венские заказы, но ровно в десять вечера магазин закрывался, и отец приходил домой. На улице лежал снег, и было холодно, но в гостиной всегда царил уют, в пузатой печке горел уголь, и ее основание окраши­ валось дымчатым красным свечением. Элизабет, самая младшая, уже спала, но Кэтрин, отец, мать и он сам были в собре. Кэтрин облачалась в ночную рубашку, а платье и белье бросала около печки, чтобы в рождественское утро надеть все теплое. Камина у них не было, и поэтому чулки развешивались на спинке стула. Здесь висели чулки всей семьи —- вплоть до малень­ ких чулочков Элизабет. Отец усаживался в кресло, держа раскрытую книгу в руках. Никто не понимал, зачем это читать по книге стихи, кото-т рые все давно уже знают наизусть, но так было принято. Сам он сидел на полу, обняв руками колени, не отрывая глаз от печки, где за слюдяными оконцами полыхало пламя. ' Свежевыпавший снег в лунном свете блистал, Словно в полдень, и что же я вдруг увидал? , Мчатся санки в упряжке, ближе с каждым мгновеньем, А в упряжке той восемь малюток оленей. Никто из них никогда не забывал это стихотворение. Они могли прочитать его целиком на память в любое время года. Как же иначе,— ведь рождественские стихи! Когда они их слушали, им казалось, что в гостиной царит атмосфера заманчивой таинственности. У каждого члена семьи был свой, известный только ему тайник, где он хранил подарки для остальных. Считалось бесчестным выслеживать чужой тайник в канун рождества, но делиться своими догадками позволялось. Когда мать читала стихи, глаза ее теплели, и лицо светилось сча­ стьем, потому что она была у себя дома, в своей семье, и все были живы и здоровы, и был сочельник, и она снова, в который уже раз, читала знакомое стихотворение. Быть дома в канун рождества! Как тепло, и надежно, и спокойно. Как приятно сидеть в уютной комнате с жарко натопленной печкой и чувствовать — вот оно, твое гнездо среди всеоб­ щего одичания, твое невеки безопасное гнездо. Никогда оно не исчез­ нет, не будет разорено, никто в него не вторгнется. А теперь... Что сегодня вечером делает мать, подумал он. Отца больше нет, сам он далеко, и вот снова наступил сочельник. Мыслимо ли, что мать не читает в эти минуты традиционное стихотворение?! Ему мерещился ее голос, нараставший от возбуждения, когда она до­ ходила до кульминации: «Эй, Скакун, и Танцор, и Лиса, и Прыгун, Купидон и Комета, Громовой и Моргун!» На крыльцо, вверх по стенке, все выше и выше ,— / И на крышу... И вот уже нет их на крыше. Карие глаза Кэтрин смотрели сосредоточенно, но в них мелькали искорки. Взор отца затуманивался, словно, отключившись, он на свой взрослый лад представлял себе эту картину. Лицо матери оживлялось, а голос звучал все торжественнее, когда она читала, как Дед Мороз, спустившись вниз по дымоходу и многозначительно кивнув головой, принимается за свое дело, не переставая хохотать и трясти жирным брюшком. Затем, приложив палец к переносице и снова кивнув, он взвивается вверх, и тогда всем чудится —по черепице крыши бьют оленьи копытца, восьмерка зверьков торопится поскорее доставить сан­ ки ,к следующему дому. Свистнул им Николай, и опять во весь дух Полетела упряжка, легка точно пух. Я услышал, как он прокричал из саней: «Доброй ночи! Веселых рождественских дней!» Когда голос матери замирал, вся семья с минуту оставалась не­ подвижной. Никто ничего не говорил —все ждали. Мать откладывала