Сибирские огни, № 9 - 1983

ляя себя со стороны, надеялся, что для окружающих остался таким же, как был. Глядя на него, ни один человек не подумает, что под этой маской угнездилось безумье, обнаженное, жестокое и отчаянное. Он по­ нимал, что такое безумье, знал о нем все. Он понимал теперь неодоли­ мое стремление убивать без всяких причин, понимал желание дубасить прикладом по живому черепу, пока он не превратится в кровавое меси­ во, неудержимую потребность душить, страсть умерщвлять. Но он ни­ чего не мог, не мог убивать. Он мог только морзить. В его мозгу еще жил вполне нормальный мужчина, с ногами, и руками, и всем, что полагается. Это был он, Джо Бонхэм, заключенный в темноте собственного черепа. Словно дикий зверь, он пытался вырвать­ ся оттуда наружу, в мир, вырваться и спастись. Но его же собственный мозг стал для него ловушкой, и он барахтался в ней, опутанный какими- то соединительными тканями и серым веществом, он беззвучно кричал, извивался, бился, рвался на волю. А единственный человек на земле, который мог бы ему помочь, никак не понимал, чего он хочет. Моя медсестра охраняет меня, как заключенного, думал он. Охра­ няет более надежно, чем любой тюремщик, чем любая цепь или камен­ ная стена. Он начал вспоминать всех узников, о которых читал или слышал, всех ребят, которые, едва начав жить, попадали в тюрьму и томились в ней до самой смерти. Он думал о рабах —о ребятах вроде него, взятых в плен на войне, прикованных, точно животные, к веслам, и всю жизнь гонявших по Средиземному морю галеры, принадлежав­ шие большим боссам. Он представлял себе, как они сидели глубоко во чреве корабля, никогда не знали, куда плывут, никогда не дышали све­ жим воздухом, ничего не чувствовали, кроме весла в руках, кандалов на ногах и бича, стегавшего их по спине, когда они начинали уставать. Сколько их было, этих партухов, Земледельцев, чиновников, мелких лавочников, внезапно выбитых из привычной жизненной колеи, очутив­ шихся далеко от дома, от семьи, от родных мест, остававшихся на галерах до тех пор, пока не испускали дух у весла, и тогда их выбрасы­ вали в море, и впервые их обдавало свежим воздухом и омывала чи­ стая вода. Он долго думал о них и решил: и все-таки они были сча­ стливее меня. Они могли двигаться, смотреть друг на друга, ближе, чем я, были хотя бы к подобию жизни и не знали столь глухого и безнадежного заточения. Он думал о рабах в подземельях под улицами Карфагена, где они оставались до самого прихода римлян, разрушивших этот город. Ког­ да-то давно он читал книгу, где описывалось, как жили карфагенские рабы и как с ними обращались. Если какому-нибудь карфагенскому вельможе нужен был сторож для охраны сокровищ, он подбирал себе молодого здорового мужчину и остро заточенной палкой выкалывал ему глаза, чтобы тот не знал, куда его поведут • и где расположена кладовая драгоценностей. Затем несчастного молодого слепца волокли по подземным ходам до дверей кладовой. Здесь его приковывали од­ ной рукой и одной ногой к двери, а другую руку и ногу прикрепляли к стене, так что проникнуть внутрь можно было только сломав «печать», а печатью этой было живое тело человека. Он думал об этих карфаген­ ских рабах, ослепленных и прикованных в сырых подвалах, но даже их считал счастливчиками: они быстро умирали, никто за ними не ухажи­ вал, не старался, чтобы подольше удержать в них искорку жизни. Они недолго страдали и умирали, но даже в агонии могли встать на ноги, могли руками дергать свои цепи. У них был слух, и когда кто-то говорил или когда важный вельможа спускался в свою сокровищницу, они слышали благословенное звучание человеческого голоса и слышали шаги. Он думал о рабах, возводивших пирамиды. Тысячи, сотни тысяч людей тратили жизнь на постройку мертвых памятников мертвым ца­ рям. Он думал о рабах, сражавшихся друг с другом в римском Коли­ зее на потеху удобно рассевшимся в ложах патрициям, которые движением большого пальца — кверху или книзу решали, жить