Сибирские огни, № 9 - 1983
мест, по которым смертельно истосковался. Видеть ее улыбку, слушать, ее милую болтовню, следить за вязальным крючком, мелькающим в ее' тонких пальцах, когда там, за окном, шумит ночной и такой чужой Париж,—этого было достаточно, чтобы почувствовать себя лучше, не так одиноко. Париж в самом деле был каким-то странным и чужим городом, умирающим и вместе с тем веселым. В нем было слишком много жиз ни, и слишком много смерти, и слишком много привидений, а за стой ками кафе — слишком много почти уже мертвых солдат. Давайте выпь ем! О, Париж —этот город Женщины, украсившей волосы цветами. Что и говорить, Париж был изумительным городом, действительно городом Женщины, но заодно и городом Мужчины. Десять тысяч американских, английских и французских солдат, уволенных в отпуск, десять тысяч или даже все сто тысяч. Только несколько деньков, ребята, только несколько денечков, а там отправитесь вы назад, и с каждым вашим новым возвращением на передовую шансов выжить у вас будет мень ше, чем в предыдущее. Помните про закон средних цифр, и поэтому давай, дорогая, покажи-ка мне все твои штучки за пять франков, или за десять, или за два доллара... Эй, парень, откуда у тебя такой чистый американский выговор? А ну его к черту, давай лучше споем песенку и опрокинем по рюмочке дешевого коньяку, а потом уйдем, потому что там, на востоке, в том самом месте, которое называют Западным фронтом, сидит маленькая старушка и заносит в свой гроссбух средние цифры, записывает их день и ночь напролет и никогда не ошибается. Тру-ля-ля! Тру'ля-ля! Боже, храни короля! Ну-ка, ребятки, миленькие, одиноконькие, хотите узнать- нечто совсем новое, парле ву франсе? Я выпью целый галлон красного винца, словно водичку, закушу завар ным хлебом и — да поможет мне бог! — найду себе американскую дев чоночку, которая хоть разговаривает по-людски, а не на этой тара барщине. Где-то его сейчас готовят. Где-то в самом сердце Германии делают этот снаряд. Вот прямо сейчас какая-то немецкая девушка чистит и полирует его, вставляет в него взрыватель. Он поблескивает в лучах заводских ламп, и на нем выбит номер, и номер этот мой. У меня наз начена встреча со снарядом. Скоро мы с ним встретимся. По улицам, погромыхивая, катятся грузовики. Они подбирают опоздавших Солдат и словно говорят им— пора на вокзал, приятели. Залезайте в кузов — надо ехать обратно, туда, к маленькой старушке, которая круглые сутки, знай себе, записывает свою цифирь и никогда не ошибается. Да здравствует наш звездно-полосатый флаг, тэ-дэ тэ- ди-там дэ-ди-да! На, друг, попробуй-ка эту штуку. Кое-кто говорит — к. ней добавлен наркотик. Другие говорят — она высушивает мозг чело века. Но ты им не верь, ни одному слову не верь. Называется абсент, нацеди себе в стакан, первый сорт — вот увидишь. Парле ву, парле ву, йэс„ сэр, но, сэр, ты одинок, миленький, где же этот американский го лос? Го'споди, как хочется найти эту девушку! Где Джэк, где Билл, где Джон? Все укатили. Укатили на запад. Накрылись. Теперь их родителям отвалят по десять тысяч долларов. Десять тысяч сребрени ков, ну и ну! Я знаю один бардак на улице Блондель — негритянки, белые. И американки? А как же, все, что хочешь, о боже, как мне это все не нужно, а то, что мне нужно, далеко, и путь туда долог. Долог путь до Типперэри... Свет погас. Ближе, ближе. Какой-то груженный доверху, крытый брезентом немецкий грузовик переваливается по ухабам, едет в строну Франции. Прямо сейчас. На грузовике снаряды, и среди них тот, что помечен моим номером. Он катится на запад по Прирейнской долине, и мне всегда хотелось увидеть, как он движется сквозь Шварцвальд, мне всегда хотелось увидеть, как он в глубокой, глубокой ночи надвигается на Францию — снаряд, с которым я должен встретиться. Он все ближе .и ближе, и ничто не может его остановить, даже длань господня, ибо в
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2