Сибирские огни, № 9 - 1983

вишу и сигналить становилось трудно, острая боль пробегала вдоль позвоночника и отдавалась в спине. Но он продолжал морзить. Иногда она массировала его, и ему были приятны легкие прикос­ новения ее проворных пальцев, однако он неуклонно продолжал мор­ зить. Но однажды он заметил перемену — в этот день ее движения уже не были такими быстрыми и ловкими, как обычно. Он ощутил это через кончики ее пальцев, ощутил какую-то особенную нежность, состра­ дание и нерешительность, нарастание некоей великой любви — не ее любви к нему и не его любви к ней, но, скорее, любви, которая стре­ мится хоть немного облегчить жизнь любого существа, смягчить его несчастье, сделать хоть сколько-то похожим на других представителей его породы... Была у него девушка по имени Руби — его первая девушка. Тогда он учился в восьмом или, может быть, в девятом классе. Руби жила за городом, в Теллер Эддишн, по ту сторону железной дороги.' Руби была помоложе его— ходила в шестой класс или, кажется, в седьмой. Но зато она была рослая, крупная — между прочим итальянка, и даже очень толстая. Все ребята в городе начинали с этой Руби, вероятно, потому, что с ней все было просто, никаких церемоний. Ребята охотно болтали про Руби, если не было более интересной те­ мы. Они любили поиздеваться над ней и говорили —нет уж, увольте, больше я с ней не встречусь. Но это были только разговоры, потому что все они в самом деле были очень юны, и Руби для каждого из них бы­ ла первой и единственной девушкой. Заводить знакомства с настоящи­ ми красотками они не решались — одолевала робость. Но очень скоро начинали стыдиться своей связи с Рубц, и после очередной встречи с ней испытывали легкое чувство отвращения, будто испачкались, и, рас­ ставшись в ней, поносили ее в душе именно за это чувство. Перейдя в десятый класс, они переставали разговаривать с ней и, наконец, она куда-то исчезла. Никто не знал, где она и что с ней, но все радовались, что больше не встречают ее на улице. Была еще девушка по имени Лаки. Она как бы воплощала в себе и Статую Свободы, и «девушкукоторуютыоставилдома». Правда, ос­ тавлял ты ее на попечение всех остальных американских солдат в Париже, где их было без малого полмиллиона. В Париже устроили на­ стоящий американский публичный дом, и когда ребятам давали отпуск, на время избавляя их от окопов и всякого смертоубийства, все они шли в этот американский дом, и беседовали с американскими девушками и пили американское виски, и были счастливы. Лаки была лучшая из всех, самая хорошенькая и самая остроум* ная. Обычно он приходил к ней почти на рассвете, иной раз под хмель­ ком, валился на кровать, закладывал руки за голову и принимался раз­ глядывать свою Лаки. Она улыбалась, подходила к туалетному столику и доставала из верхнего ящика салфетку, в которой вечно ковырялась вязальным крючком. Усевшись на кровати в его ногах, сияющая, при­ ветливая, говорливая, она начинала болтать, не прерывая вязания. У Лаки был сынишка шести или семи лет, которого она содержала в закрытой школе на Лонг-Айленде. Она намеревалась вырастить из него игрока в поло, потому что спортсмены много разъезжают и вра­ щаются в лучшем обществе. Лаки ничего не жалела для своего малы­ ша, и он, несмотря на безотцовщину, был чудесным пареньком. За вычетом расходов на квартиру, на постельное белье и на врача, у Лаки все-таки каждую неделю оставалось от полутораста до двухсот долларов двухдолларовыми бумажками. Конечно, говорила она, мы должны и жить прилично, и одеваться как того требует наше положение. А уж сколько денежек летит на платья, так это, доложу я тебе, уму, непостижимо, но ничего не поделаешь —девушка вроде меня должна быть нарядной. Разговаривать с Лаки, быть с ней, лежать рядышком — господи, да это было все равно, что обрести настоящий покой в чужой, варвар­ ской стране, все равно, что вдохнуть полной грудью воздух родных