Сибирские огни, № 9 - 1983

мере, не менее-интересным, чем хрюкание поросенка. Ну, а если он уже в состоянии хрюкать, как поросенок, то ведь это очень даже здорово, потому что раньше он был и вовсе безгласным! И он лежал, раскачи­ ваясь, пыхтя и хрюкая, надеясь, что они прекрасно поймут, как напле­ вать ему на их медаль. И вдруг, в самый разгар его усилий, вразнобой затопало множество ног, шаги удалились, пружины кровати вздрог­ нули раз другой и застыли. Еще секунда, и он опять остался один в своей черноте. В своем безмолвии,—один со своей медалью. Скоро он успокоился. Он думал о вибрации тех шагов. Он привык чутко реагировать на вибрации. По ним он определял примерный рост и вес медсестер и размеры палаты. Но вибра­ ции от шагов четырех или пяти людей, топочущих по палате... Над этим стоило подумать. Он лишний раз понял, что вибра­ ции — очень важная вещь. До сих пор он думал о них только как о чем-то, что он воспринимает. Но ведь могут быть и такие вибрации, которые исходили бы от него самого. Вибрации, которые воспринимал он, о чем-то говорили ему. Но разве сам он не мог бы с помощью виб­ раций хоть что-то сообщить окружающим? В глубине мозга тускло замерцала искорка. Если как-то научиться использовать вибрации, то можно установить связь с этими людьми. Постепенно искорка разгорелась в огромное, слепящее белое пламя. Оно осветило такой необозримый простор, что от волнения он едва не задохнулся. Всякие вибрации, колебания — очень важная штука для общения. Шаги человека по полу — один вид колебаний. А стук теле­ графного ключа — это тоже колебания, но другого рода. В юности он раздобыл себе радиопередатчик, такой же имелся и у Билла Харпера. Особенно в дождливые вечера, когда родители не пускали их в город и делать было нечего — разве что слоняться по дому и путаться у всех под ногами,— тогда они и посылали друг другу точки и тире. Точка, тире, точка, тире. Лучшей забавы не выдумать. Он еще не забыл морзянку. Теперь, чтобы прорваться в мир людей, нужно лишь одно: лежать в постели, посылать медсестре точки и тире. Так он сможет говорить. Так он вырвется из безмолвия, черноты и беспомощности. Так обрубок человека, лишенный голоса, снова обре­ тет дар речи. Он уже овладел временем, уже попытался разобраться в географии, а теперь совершит самое великое —он заговорит. Он будет передавать телеграммы и принимать телеграммы, он сделает еще один шаг в своей борьбе за возвращение к людям, он сможет узнать, что у них на уме, какие у них мысли, ибо его собственные мысли стали чах­ лыми, бледными и скудными. Он заговорит. Для пробы он приподнял голову и уронил ее на подушку. Потом быстро повторил это еще два раза. Это и есть тире и две точки — буква «д». Он отбил на подушке SOS. Та-та-та таа-таа-таа та-та-та. SOS! Помогите! Если кому-нибудь в целом свете нужна помощь, то именно ему, и теперь он просил о ней. Поскорее бы пришла сестра. Он начал отбивать вопросы. Который час? Какое сегодня число? Где я? Светит ли солнце или в небе облака? Знает ли кто-нибудь, кто я? Знают ли мои родители, что я здесь? Не сообщайте им. Они ничего не должны знать. SOS! Помогите! Дверь палаты распахнулась, и медсестра подошла к койке. Он стал морзить с удесятеренным усердием. Наконец-то он у самой цели, в двух шагах от людей, от мира, от какой-то огромной части самой жизни. Точка-тире точка-тире... Он ждал ее ответных сигналов, ответных по­ стукиваний по лбу или в грудь. А если она не знакома с азбукой Морзе, то пусть хотя бы даст знать, что уловила его намерение. А потом бы­ стренько позовет кого-нибудь, кто поможет ей разобраться в его словах, SOS, SOS, SOS, помогите! Медсестра стояла рядом, это было ясно. Стояла и смотрела на не­ го, силясь понять смысл его действий. Но, кажется, она все-таки не понимала, в чем дело. И это после всего, что он пережил, пока приду­ мал свой план. Эта мысль так испугала и взволновала его, что он опять