Сибирские огни, № 9 - 1983
Он немного вздремнул, потом принялся размышлять о разных вещах,- но все время мысленно видел перед собой классную, доску, а на ней сначала двойку, потом тройку, четверку и, наконец, пятерку — пятый визит сестры. Снова все задрожало от ее щагов, снова он почувствовал на себе ее быстрые ловкие руки. По его расчетам было четыре часа утра, и вскоре — в зависимости от того, стояла ли на дворе осень, зима, весна или лето — должно было взойти солнце. Когда сестра ушла, он сосредоточился. Он не смел уснуть, не смел позволить своим мыслям отвлечься хоть на минуту. Не смел допустить, чтобы овладевшее им возбуждение затемнило его. мысли и чувства. Он лежал и ожидал восхода солнца. Он набрел на след чего-то настоль ко драгоценного и волнующего, что как бы заново родился на‘свет божий. Он лежал и думал — через час, через три часа, ну, в крайнем случае, через десять часов моя кожа почувствует перемену температуры и я буду знать, день теперь или ночь. Но, казалось, время назло ему остановилось. Его охватила мелкая дрожь, когда он ясно понял, что совершенно не заметил изменения тем пературы. Спазмы отзывались болью в животе. Зарем его чувства прояснились, кожа стала снова ощущать температуру, он уверился, что находится в здравом уме и твердой памяти, что он.не уснул, ничего не пропустил, не терял сознания, а просто ожидаемая перемена еще не произошла. И внезапно он почувствовал — начинается! Мускулы спины, бедер и живота напряглись, ибо он зн ал—'сейчас свершится! Почудилось, что все тело покрывается испариной, кожа на шее и на лбу словно затрепетала. До сих пор она была словно парализована, а теперь ожи ла от притока свежей крови, и поры раскрылись, чтобы схватить тепло, всосать его. Все это совершалось так медленно, так постепенно, что как бы и вовсе не совершалось. Теперь он уже не боялся потерять сознание или уснуть. Точно так же немыслимо уснуть, когда впервые целуешь девушку, или когда бежишь стометровку, зная, что выигрываешь.. Важно было лишь одно: ждать, и чувствовать кожей, и улавливать каждую секун ду перемены температуры, каждое шевеление времени, ибо только это давало шанс на возвращение к жизни. Казалось, он пролежал так много часов в напряженном и возбуж денном ожидании. Временами он думал, что нервы его шеи атрофиро ваны, ничего не воспринимают, и что поэтому он не замечает смены температуры. В другие минуты ему казалось, будто его кожа ощетини лась проросшими наружу нервами, и они улавливают тепло. И тогда его пронизывала острая боль. А потом все пошло быстрее и быстрее, и хоть он знал, что нахо дится в госпитальной палате, за толстыми стенами, надежно изолиру ющими его от температурных колебаний, тепло все же пришло к нему, и не просто тепло, а волна опаляющего зноя. Казалось, шея его обож жена, обгорела, сморщилась от жара восходящего солнца'. Солнце про никло в его палату, он нагнал время, выиграл свое сражение. Теперь му скулы тела расслабились. Его мозг, его сердце, все, что от него осталось, пело, пело, пело... Настал рассвет. Надо всем миром или, по крайней мере, над страной, куда его занесла судьба, взошло солнце, люди вставали с постели, холмы окра шивались в розовый цвет и птицы щебетали. Над всей Европой — или над всей Америкой? — взошло солнце. И не велика беда, если твой нос или то, что от него осталось, не может вдохнуть аромат этого рас света. Лишенный ноздрей, ты посапываешь, ты все-таки слышишь запах росы и вздрагиваешь от того, как это чудесно. Ты прикрываешь глаза от первых ярких лучей утреннего солнца, ты видишь высокие Колорадские горы на востоке, видишь, как солнце поднимается над ними, как по их склонам сползают и разливаются яркие краски, и на тебя словно накатываются бурые холмы, и на твоих глазах они становятся
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2