Сибирские огни, № 9 - 1983
Книга вторая Живой ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ ДВАЖДЫ ДВА ЧЕТЫРЕ. ЧЕТЫРЕЖДЫ ЧЕТЫРЕ ШЁСТНАД- цать, шестнадцатью шестнадцать двести пятьдесят шесть... Две сти пятьдесят шесть на двести пятьдесят шесть... Гм, наверное, довольно много. Ладно, тогда дважды три шесть. Шестью шесть тридцать шесть. Тридцать шесть на тридцать шесть пятьсот семьдесят шесть. Пять сот... проклятие, ничего не выходит. Дальше он умножать не мог. С числами что-то не ладится. Они становятся такими большими, что ты не можешь с ними справиться, и даже если можешь, они все равно ни к чему тебя не приводят. Попробуй что-нибудь другое. Ска жем, дожить и класть. Я ложусь спать. Я кладу эти цветы на стол. Или я ложу их на стол? Я кладусь спать? Он уклался на три часа. Я ложу эту книгу вниз. Что за чушь — почему бы не положить ее, и дело с концом? Кто там? Кого там? От кого к кому и кто от кого. Между тобою и мною и столбом. Между тобою и мною. Лучше сказать: между нами. Нет никого лучше ее. Никого лучше она. Никто так не Хо рош, как ее. Никто как она. Дэвиду Копперфилду жилось несладко, его отдали в учение к ми стеру Микоуберу, который верил, что все пойдет на лад. Еще там была тетка Доррити или что-то в этом роде. Дэвид удрал к ней. У его матери были большие карие глаза, сама она всегда была ласковой, а Варкие был старательный. Отец скончался. Старик Скрудж был суров, и малютка Тим сказал — да благословит нас всех господь. К столу подали пудинг,.круглый, как пушечное ядро, начиненное огнем. Малют ка Тим был калекой. Последний из могикан был ирокезом. Или нет? И откуда же вошел Кожаный Чулок? 1 На полмили вперед, еще на полмили, еще... В долину смерти въе хало шестьсот всадников. Шестьсот дворян. Им пристало не рассуждать, а действовать или умирать. Больше ничего. Когда тыква промерзла, и корма заскирдованы, когда та-да-ин-дюк кричит та-дэм-дум-ди. Все это не то. Надо о другом. Есть восемь планет: Земля, Венера, Юпитер, Марс, Меркурий. 1Раз, два, три, четыре, пять. А еще три? Забыл. Звезда мерцает, а планета светит ровным светом. Он не мог вспомнить. Да не будет у тебя других богов превыше меня. Не убий. Почитай отца и мать. Не пожелай ни вола, ни осла, ни раба, ни рабыни ближнего своего. Не укради. Не пре любодействуй. И еще что-то. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны нищие духом, ибо их есть царство небесное. Блажен ны алчущие и жаждущие правды, ибо они сделают что-то такое или что-то другое. Он не мог вспомнить. Господь мой пастырь, и я ничего не желаю. Он ведет меня вдоль пастбищ зеленых. Он ведет меня вдоль вод студеных. Он умащает главу мою маслом. Чаша моя переполнилась. Я бреду по долине смерти, но не убоюсь зла, ибо твой желз и щит за щищают меня. Во все дни жизни моей мне будут сопутствовать доброта и милосердие, и я навеки пребуду в чертоге твоем, господи. Вот это как раз очень здорово. Лучше врего остального. Беда в том, что он ничего не помнит. Забыл все начисто. Почему же его не научили чему-нибудь такому, что не забывается? Делать ему нечего, в самый раз думать, однако ничто не приходит на ум. Вспоми нается только собственная жизнь, а это плохо. Его мозг — единствен ное, что у него осталось, хочется хоть как-нибудь использовать его.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2