Сибирские огни, № 9 - 1983

}кивогр? Сравните т.о и. другое на фактах, как уравнивают, например, дома или столы. Скажите простыми словами, чтобы мы могли понять вас. Но только не толкуйте нам про честь. Про честь китайца, или англи­ чанина, или африканского негра, или американца, или мексиканца. Или, может, мы сражаемся за американскую честь для всего мира? А что если она ему не понравится? Может, обитателям южных морей своя честь нравится больше. А когда им не удавалось уговорить молодых ребят пойти сражать­ ся за свободу, или волю, или демократию, или независимость, или до­ стоинство, или честь, они пытались играть на их жалости к женщинам. Поглядите-ка на этих сволочей-бошей, говорили они, как они насилуют хорошеньких французских и бельгийских девушек. Должен же кто-то положить конец такому надругательству. Вот и давай, паренек, иди в армию и спасай прелестных француженок и бельгиек. Тут паренек терялся, умолкал, надевал военную форму. А через короткий срок ря­ дом с ним разрывался снаряд, и его жизнь разлеталась во все стороны окровавленными клочьями мяса, и он уже был мертв. Он погиб за ка­ кие-то слова, и остервенелые старые девы из Союза дочерей американ­ ской революции до хрипоты кричали «ура» над его могилой, потому что он спасал девичью честь. Когда армии приходят в движение, и развеваются знамена, и вы­ крикиваются лозунги,— будь настороже, паренек, потому что в огне поджариваются чужие каштаны, не твои. Ты сражаешься за слова и не делаешь ничего порядочного, чтобы жить лучше. Ты благороден, но когда тебя убьют,— дело, на которое ты сменял свою жизнь, не при­ несет тебе никакого добра и вряд ли пойдет на пользу кому-то другому. Всегда хватает людей, готовых жертвовать чужой жизнью. Они удивительно горласты и способны без конца разглагольствовать. Такие встречаются в церквах, и в школах, и в газетах, и в законодательных учреждениях, и в конгрессах. Это их бизнес. А что говорят мертвые? Воскресал ли хоть кто-нибудь из мертвых, хоть один-единственный из миллионов убитых? Вернулся ли кто-либо из них и сказал ли — я рад, что умер, богом клянусь, ибо смерть всегда лучше бесчестья? Сказал ли он — я рад своей смерти, она обеспечила миру демократию? Сказал ли кто-нибудь из них — ура, я погиб за девичью честь, и я счастлив! Одни только мертвые знают, стоит ли умирать за все то, о чем люди столько болтают. Но мертвые говорить не могут. Поэтому слова о благородной смерти, о священной крови, о чести и обо всем прочем в том же роде вкладываются в уста мертвых осквернителями могил и аферистами, не имеющими никакого права говорить от имени погибших. Сами-то они не знают, что такое смерть. Не им о ней судить. Они знают только про то, как жить. А как умирать — это им невдомек. Но есть еще и другие: эти говорят — погоди, мол, придет время, я деваться тебе будет некуда, и ты пойдешь на фронт и подохнешь там ради собственной жизни. Эти тоже психи, рассуждают как настоящие дураки. Они говорят — два плюс два равно нулю. Они говорят — чело­ век должен умереть, чтобы смертью отстоять свою жизнь. Раз, мол, ты согласился драться, значит, согласен и умереть. Умереть, чтобы защи­ тить свою жизнь! Но тебя-то ведь уже не будет! Так в чем же смысл этих рассуждений? Никто ведь не говорит — я умру голодной смертью, чтобы спастись от голода. Никто не скажет — я растрачу все свои день­ ги, чтобы сохранить их. Никто не скажет — я спалю свой дом, чтобы уберечь его от пожара. Так как же можно стремиться к смерти ради сохранения своей жизни? Должен же во всем быть хоть какой-то здра­ вый смысл! Умереть — значит умереть, а жить — значит жить. Это так же просто, как пойти в булочную и купить там буханку хлеба. А все ребята, что погибли, все эти пять, или семь, или десять мил­ лионов ребят, что пошли йа фронт и погибли за демократию во всем