Сибирские огни, № 9 - 1983

похожа на сон, и он не может отдать себе отчета в своем состоянии. Конечно, разумно предположить, что значительную часть времени он бодрствует. Но с уверенностью сказать, что ты не спишь, можно толь­ ко в минуты, когда чувствуешь на себе руки сестры. Хорошо хоть, что теперь он знал: крыса —это всего лишь сон, единственный сон, который не спутаешь с явью. Но быть уверенным, что спишь, можно только, когда она начинает тебя грызть. Правда, могут быть и другие сны, не про крыс, правда, можно бодрствовать и в отсутствие сестры, но как же, черт возьми, это понять? В детстве, например, он часто грезил наяву. Бывало, откинется на спинку стула и думает о том, что когда-нибудь станет делать. Или о том, что делал на прошлой неделе. Но тогда он не спал. Знал, что не спит. А здесь, на этой койке, в этой темноте и тишине, все совсем ина­ че. Воспоминание о чем-то давнем, казавшемся сном наяву, вдруг пе­ реходит в настоящий сон, и, думая о прошлом, можно уснуть и увидеть это прошлое во сне. Похоже, никакого выхода из этого тупика нет. Похоже, весь оста­ ток жизни ему придется только гадать, спит он или бодрствует. В са­ мом деле, по каким приметам он сможет сказать —теперь я, кажется, засыпаю, или, наоборот, я только что проснулся? Как отгадать? А знать это обязательно надо. Это очень важно.'Это самое важное из всего, что осталось. У него сохранился один только мозг, и необходимо знать, что мозг этот работает с .полной ясностью. Но как узнаешь, если рядом нет медсестры или если по тебе не гуляет крыса? И все-таки знать это необходимо, во что бы то ни стало. Говорят, будто мужчины, лишившиеся каких-то частей тела, умеют находить в себе иные силы. Если думать сосредоточенно, то, вероятно, можно точ­ но определить, что ты бодрствуешь,— вот как сейчас. А если рассре­ доточишься, то, значит, вот-вот уснешь. То есть не будешь больше гре­ зить о прошлом, не будешь делать ничего —только думать, думать, думать. А когда устанешь от своих дум, осовеешь и уснешь. Бог оставил тебе только мозг, больше ничего. Это — единственное, чем ты можешь пользоваться, и потому должен пользоваться этим каждую бессонную минуту. Ты должен думать до такой усталости, до такого изнеможения, какого раньше не испытывал. Ты должен5все время думать, а потом — спать. Он понимал, что иначе нельзя. Разве можно считать себя взрослым, если не умеешь отличить сна от яви? Ты снова втиснут в материнское лоно, и это очень плохо. Весь остаток жизни ты прбведешь в одиноче­ стве, в тишине и черноте, и это тоже очень плохо. Но путать сон и явь — это уже слишком. Тогда, выходит, ты ничто —даже меньше, чем ничто. Что же получается? Ты лежишь и торжественно размышляешь о чем-то якобы крайне важном, а на самом деле ты спишь и, словно духлетний ребенок, видишь какие-то идиотские сны. И тогда ты теряешь всякое до­ верие к собственным мыслям, а ведь это худшее из всего, что может случиться с кем бы то ни было. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ КОСТЕР РАЗОЖГЛИ ПЕРЕД ПАЛАТКОЙ, НАТЯНУТОЙ ПОД огромной сосной. Когда они спали в палатке, всегда казалось, буд­ то идет дождь —сверху все время сыпались сосновые иглы. Напротив него, уставив глаза в огонь, сидел отец. Каждое лето они приезжали в эти лесистые м;еста, расположенные на высоте в девять тысяч футов. Тут было много озер. Днем ловили рыбу, а ночью, когда они спали, в ушах-отдавался неумолчный рев водопадов, соединявших озера. С тех пор, как ему исполнилось семь лет, они бывали здесь каждый год. Теперь ему было уже пятнадцать, и назавтра он ожидал прибытия Билла Харпера. Он сидел у костра, сквозь пламя смотрел на отца и все не решался сказать ему об этом очень важном для него событии: 8* 4. Сибирские огни № 9.