Сибирские огни, № 9 - 1983
Может, назначила свидание Глену Хогэну, потому что не знала, как ей иначе от него отделаться. Если это правда, — а хотелось верить, что это правда,— то какого же черта было ему забираться сюда, в пусты ню, к этим мексиканцам? Зачем было рвать со всем, если он вполне мог бы остаться в Шейл-Сити, сидеть где-нибудь в тени, наслаждаться летними каникулами и думать: а вдруг сегодня вечером я встречусь с Дианой? Связываться с девушкой —опасная штука, подумал он, это уж точно. Такие парни, как он, срываются с места и мчатся в самое пекло пустыни, чтобы закопаться там на все три месяца летних каникул. Но кому от этого плохо, если не им самим? А девушка, оставленная тобою там, в Шейл-Сити, конечно же, будет гулять с Гленом Хогэном сколько ей вздумается. Пошатываясь и задыхаясь, он продолжал та щить рельс, и вдруг жуткое чувство охватило его. Он спросил себя: «Джо Бонхэм, неужели же ты свалял дурака?» Кто-то зычным голосом возвестил окончание работы, и все поплы ло у него перед глазами. Когда предметы снова обрели свои очертания, он понял, что лежит на животе, а голова его свисает с борта дрезины. И Хоуви рядом. Запомнилось, что он смотрел вниз, на землю, которая текла под ним, точно вода, и слышал пение мексиканцев. Они по оче реди качали рычаги дрезины, чтобы поскорее добраться до бараков. Джо лежал неподвижно и, задыхаясь, слушал, как поют мексиканцы. Пол в бараке был земляной. Барак, крытый жестью, походил на сарай. Там стояла такая жара, что хотелось высунуться наружу, загрести руками побольше воздуха и набить им легкие. Деревянные нары располагались двумя ярусами. Он и Хоуви доплелись до двух нар, находившихся рядом. Они даже не расстелили постель, а сразу плюх нулись на доски и замерли. Подошел десятник и показал им, где мож но получить ужин, но они не откликнулись. Просто вытянулись на койках и закрыли глаза. Собственно, боли уже не чувствовалось, остались лишь оцепенение и сонливость. Он опять подумал о Диане. Мысль была мимолетной, последней перед провалом в темноту. Он вспомнил Диану, такую маленькую и хорошенькую, вспомнил, как она испугалась, когда он впервые поцеловал ее. О, Диана, думал он, как же ты могла это сделать? Как ты могла?.. Потом он почувствовал, что его трясут. Возможно, его трясли уже час или два, как знать. Он открыл гла за. Все тот же барак. Темнота. Воздух полон вздохов. Запах дыма: мексиканцы стряпали ужин над костром, разложенным посреди барака. В жестяной крыше зияла дыра для вытяжки дыма. Сквозь нее он видел звезды, мигавшие, словно пляшущие искорки. В воздухе запах еды и дыма. Он едва не задохнулся. Как это все-таки похоже на мексикан ца —провести весь день в адском пекле, да еще и на ужин стряпать горячее. Хоуви тормошил его. «Вставай! Десять часов». Он не понимал — ночь это или у него выжжены глаза, и он не мо жет отличить свет от мрака. «Утра или вечера?» «Вечера». «Это сегодняшний вечер или вчерашний?» «Вчерашний, по-моему... Погляди-ка, что у меня. Только принесли из конторы диспетчера». Хоуви поднес к его лицу какую-то бумажку и осветил карманным фонариком. Фонарь они прихватили с собой, а вот о перчатках даже не подумали. Это была телеграмма, окровавленная израненными пальцами Хоуви. Она гласила: «Дорогой Хоуви, почему ты так пото ропился точка я в отчаянии от твоего поступка точка пожалуйста прости меня и сразу возвращайся в Шейл-Сити точка ненавижу Гле на Хогэна точка люблю твоя Онни». Даже в сумраке барака он разглядел, что Хоуви сияет от счастья.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2