Сибирские огни, № 9 - 1983

даже гусака: стоило мне обнять тебя, как он кидался ко мне и злобнЪ шипел. Нет, скажи, ты, правда, не забыл свои глупые заигрывания по телефону? Конечно, помню. Тогда ты должен помнить и нашу первую телефонную линию всего на пять абонентов. Провода протянулись на восемнадцать миль по ложбине вдоль Капустного Ручья. Как же не помнить! Помню, какая ты была тогда, какой у тебя был красивый лоб, какие большие глаза. Да ты и не изменилась ничуть. А помнишь, когда телефон только начал работать? Еще бы! Я был так одинок. На три-че­ тыре мили вокруг ни души, да и вообще во всем мире никого, кроме тебя. А как я ждала твоих звонков! Мы просили телефонистку давать два звонка, помнишь? Если два звонка, значит, ты звонишь мне из бакалей­ ной лавки после закрытия. И в домах всех пяти абонентов раздавались звонки — дзинь, дзинь... И все знали— если два звонка, значит, Билл вызывает Мэйсию. А твой голос! Как странно было впервые услышать его по телефону и как это было чудесно. «Алло, Мэйсия!» «Алло, Билл! Как поживаешь?» «Отлично. Ты кончила свои дела?» «Мы только что перемыли посуду». «Я думаю, сегодня нас опять все подслушивают». «И я так думаю». «Разве они не знают, что я тебя люблю? Разве им этого недоста­ точно?» «Может, и нет». «Мэйсия, сыграй мне что-нибудь на пианино». «Ладно, Билл. А что сыграть?» «Что хочешь, мне все нравится». «Ладно, Билл. Подожди, я только закреплю трубку». И тогда вдоль всего Капустного Ручья, и дальше на запад,— туда, за Денверские горы,— по новеньким и удивительно прекрасным теле­ фонным проводам лилась музыка. Как это было хорошо! Его мать, кото­ рая тогда еще не была его матерью и даже не помышляла об этом, подхо­ дила к пианино, единственному во всей округе, и играла «Голубая река Огайо» или «Мой дрозд белобровый». Она старательно играла эти пьесы от начала до конца, а отец, там, в Шейл-Сити, вслушивался и думал, как же это все-таки здорово — сидеть здесь, за целых восемь миль от ее дома, прижимать к уху эту черную штуковину и слышать музыку Мэй- сии, дивной, прелестной Мэйсии. «Ты все слышал, Билл?» «Да, я слышал все. Просто замечательно!» И вдруг в разговор бесцеременно вмешивается кто-то посторонний, живущий, где-нибудь, скажем, в шести милях восточнее или западнее: «Мэйсия, я только что снял трубку и услышал вашу игру. Вы играе­ те «На балу»? Если нетрудно, сыграйте, пожалуйста. Вы доставите большое удовольствие моей жене Клементине». Тогда мать снова садилась за пианино, играла вальс «На балу», и где-то далеко неведомая Клементина слушала ее. Забыв о своих хо­ зяйственных делах, оставив работу, фермерские жены приникали к те­ лефонным трубкам и под музыку предавались мечтам, о которых их мужья и не подозревали. И в конце концов все жители этой глуши стали просить невидимую пианистку исполнять их любимые пьесы? а отец слушал ее в Шейл-Сити. В общем, ему это нравилось, но порой он, надо думать, терял терпенье и восклицал про себя: «Когда же они наконец поймут, что это — свидание по телефону, а не концерт?!» ...Звуки, звуки, звуки... Отовсюду звуки... Телефонный звонок то тише, то громче, а он болен и глух, он оглох и хочет умереть. Он мечет­ ся в непроглядной тьме, а телефон звонит далеко-далеко, бренчит пиа­ нино, и он знает — это мать играет для мертвого отца, но еше до его смерти, еще тогда, когда она и не думала о нем, Джонни, своем будущем сыне.