Сибирские огни, № 9 - 1983

ничего не выражаясь Плаза были широко раскрыты, и она уже ке ЯЙвИ кала, а только ловила ртом воздух. Мать присела на кухонный табурет и обняла дочь. Лишь тогда он вышел на лестницу и тихо сказал: «Войдите». Двое мужчин в ослепительных крахмальных воротничках открыли нижнюю дверь и стали подниматься по ступенькам. Они несли продол­ говатую плетеную корзину. Он быстро прошел в гостиную и отвернул край простыни, чтобы посмотреть на отца прежде, чем те войдут. Он всматривался в усталое лицо человека, дожившего только до пятидесяти одного года, и думал: папа, • по-моему, я чувствую себя намного старше тебя. Я тебя всегда жалел, папа. Дела твои шли неваж­ но, и, я уверен, не наладились бы никогда. Так что в общем неплохо, что ты умер. В наши дни надо быть попроворнее и пожестче, чем ты, папа. Спокойной тебе ночи и приятных сновидений. Я тебя не забуду, но се­ годня я жалею тебя уже меньше, чем вчера. Я любил тебя, отец. Спокойной ночи. Они вошли в комнату. Он повернулся и направился в кухню, к ма­ тери и сестре. Младшая сестренка — ей было только семь — еще спала. Из комнаты доносился слабый шум — шаги двух мужчин, на цы­ почках ходивших вокруг кровати, легкий шелест простынь, звон кроват­ ных пружин, словно облегченно вздохнувших после восьмимесячной непрерывной службы. Затем скрипнули прутья корзины, принимая на себя тяжесть, от которой освободилась кровать. Потом корзина заскри­ пела сильнее, и послышалось шарканье ног — они вышли из комнаты и двинулись вниз по лестнице. Ему хотелось знать, удобно ли лежит тело отца, не подняты ли ноги выше головы, ровно ли они держат корзину. Когда парадная дверь захлопнулась, мать задрожала. «Это не Билл,— проговорила она сухо.— Вроде и похоже на него, но нет, это не Билл». Он погладил мать по плечу. На том все и кончилось... Но если кончилось, то почему же продолжается? Сколько еще тер­ петь? Ведь все теперь уже позади, отчего же не унимается этот прокля­ тый телефон? Или это он сам не свой с похмелья, с большого похмелья? И ему снятся тяжелые сны. Впрочем, если очень нужно, он проснется, снимет трубку и ответит, хотя лучше, чтобы это сделал кто-нибудь другой,— он устал, он болен... Все вокруг стало тошнотворно зыбким. Потом остановилось. Опять эта страшная тишина. А в голове бушует похмелье. Боль бьется и гро­ хочет там, внутри,— сущий ад! Но ведь и похмелья-то никакого нет. Просто он болен и вспоминает. Так, наверное, бывает, когда очнешься после наркоза. Только почему все же не умолкает телефон? Не может же это продолжаться бесконечно. Да и не в состоянии он бесконечно снимать трубку, и в который уж раз узнавать, что умер его отец, и снова мчаться домой сквозь дождь и тьму. И потом — отец-то ведь умер всего один раз! Телефонный звонок был просто частью страшного сна. От обычных телефонных звонков и от всех прочих звуков он отличался лишь тем, что означал смерть. Он был чем-то особенным, «вещью совершенно осо­ бого рода», как говаривал старый профессор Элдридж на уроках ан­ глийского. А «вещи особого рода», хоть и прилипчивы, но в конце концов тоже забываются. И этот звонок, и весть, что он принес, и все, что с ним связано,— все это уже прошло, пережито и не может повториться. Опять его куда-то понесло. Он был ранен. Тяжело ранен. Телефон звонил все слабее. Ему что-то приснилось? Нет, это не был сон. Он бодр­ ствовал, хотя ничего не видел. Он бодрствовал, хотя ничего не слышал, кроме какого-то телефона, который на самом деле, может, вовсе и не звонил. Он вспомнил, что однажды в детстве, после чтения книги «Послед­ ние дни «Помпеи», проснулся среди ночи, весь в слезах, в ужасе. Он спал, уткнувшись в подушку, и задыхался. Ему снилось, что одна из вершин 17 2 Сибирские огни № 9