Сибирские огни, № 9 - 1983

Проблемы счастья человеческого остро стоят и в повести «Ищи в себе». В ней рас­ сказывается о вспыхнувшей вдруг любви двух уже немолодых людей. Председатель рабочкома совхоза вместе с одной из доярок едет по профсоюзной путевке за границу. Зубакин и Маша (так зовут героев) глянут­ ся друг другу, проникаются взаимным чув­ ством. Группа прибывает из Сибири в Моск­ ву, откуда их путь после небольшого отды­ ха в столице ляжет за рубеж. В Москве —г гостиница, уютный номер, бутылка дорогого вина, которую припас Зубакин,—■чтоб все, как у людей. Затем щекотливый разговор с полунамеками. Что-то в Зубакине тут же начинало про­ тивиться его собственному поступку, кто-то настойчиво повторял внутри: «Что же ты делаешь, Федор?» Впрочем, то же самое сказала ему и Маша. Эти мысли и слова ее «отрезвили Федора Ильича». Ничего такого с героями, повести в дальнейшем не проис­ ходит, и не потому, что они раз и навсегда осознали, что так поступать нехорошо, нель­ зя, не велено, или разонравились друг дру­ гу. Нет, Маша даже опасается, что если та­ кое повторится, то она «уступит ему, он ведь ей совсем не противный». Мучит обоих другое: чувство нелепости, неестественности происходящего, придуманности. И Федор Ильич и Маша — натуры чи­ стые, нравственно здоровые, их чувства не есть кратковременный эмоциональный ¿тресс, разрядка от делового напряжения. Вот почему, с одной стороны, принимая условия «деловой» любви (раз так положе­ но, раз об этом на полном серьезе пишут в толстых книгах, показывают по телевизору), с другой — герои В. Мурзакова непроизволь­ но восстают против этих же условий, ибо в полной мере отдают себе отчет в глав­ ном —в ответственности за свои чувства и поступки, ответственности, не замыкающей­ ся на них самих. Ни измен, ни двойной жизни в повести В. Мурзакова нет, а в ровное и сильное, хоть в конечном итоге и безрезультатное, чувство, владеющее ее героями, в подлин­ ность и красоту этого чувства веришь. Но было бы ошибкой ограничить повесть «Ищи в себе» только любовной коллизией, только отношениями Зубакина и Маши. Рассказывая о любви двоих, писатель в то же время показывает ряд судеб, так или иначе соприкасающихся с главными героями. Бо'лее того, с помощью такой частной, ка­ залось бы, истории, благодаря своей способ­ ности за деталью, рядовой житейской под­ робностью увидеть нечто гораздо большее, писателю удается создать зримый облик современного сельскохозяйственного рабоче­ го. Даже не выдвигая на передний план хо­ зяйственных проблем, В. Мурзаков. дает, к тому же, представление о жизни современ­ ного совхоза. СЕРГЕЙ ШАМАЕВ Владимир Новиков. Дом над рекой. Стихи. Омск, Омское кн. изд-во, 1982. Есть у Николая Рубцова строки: ...Я слыш> печальные звуки, Которых не слышит никто... Строки эти можно было бы поставить эпи- графом к недавно вышедшей" книге омского поэта Владимира Новикова «Дом . наД ре­ кой». Только, пожалуй, слово «печальные»', столь присущее полной Нелегких предчувст­ вий лирике Н. Рубцова, в данном случае стало бы неуместным: печаль нового сбор­ ника В. Новикова настолько светла, что ее и печалью-то не назовешь. Однако эпиграф остался бы верен в другом, главном,— ом­ ский поэт слушает звуки своей «малой ро­ дины» обостреннЬ и внимательно. Р{о есть в книге стихи, где образ звука сливается с образом лирического героя, та­ ково стихотворение «Ставень». Скрип «сча-' стливой дверцы» —ставня —сопровождал человека долгие годы, слишком о Мйогом напоминает он теперь сердцу: ...Шел с войны — и в окно постучался, Тот же ставень за Стенкой скрипел. Мир полон звуков — негромких, - но<за- ■ гадочных и прекрасных —нужно только уметь их воспринять. И поэт щедро делится с нами этим даром. Вместе с ним мы елыт шим, «как в скворечне шуршали перьями скворцы», как «столетняя береза сухой ро- • няет сук», как «в печке рухнули поленья и ■ потревожили огонь», слышим, что «посыпа­ лась струйками е кручи минувших столетий земля...» . Думается, читатель, даже-и незнакомый с поэзией В. Новикова, уже по вышеприве­ денным примерам почувствует, что нет в ней ■ громкости и декларативности, а есть аква­ рельная мягкость, есть та душевная дели- катнос.ть, за которой — истинное знание й понимание описываемого, истинная, а не по­ казная любовь к нему. О чем и о ком пишет поэт? О детстве, пришедшемся на военные и послевоенные годы и проходившем в глубоком сибирском , тылу. Нелегки бЦли уроки той поры, но - именно в них — основа основ, именно в те, ранние годы закладываются в неокрепшей душе будущего человека ростки добра, ува- жения к труду, к родной земле и к главно-) му на ней — к трудящемуся человеку. «Ра­ дость той весны» —так назывался цикл ста- ' хов о детстве, открывающий книгу. Именно " радость — радость, несмотря ни на что:, ведь в ту весну вернулся с фронта отец и начал мастерить для подросшего сына «гражданские» игрушки. На них отец учил пахать И сеять в землю семя. И я учился понимать Уже другое время. («И г р у ш к и»). Герой раздела «Радость той весны» — мальчик, ребенок, окружающее дается в его восприятии. Поэтому здесь стихи отличают­ ся своей детскостью, ибо графичны, прибли­ жаются к той «абсолютной образности», о которой говорил в свое время К. Чуковский) рассуждая о требованиях, которые нужно предъявлять к детской поэзии. Ненавязчиво, исподволь возникает перед читателем образ родины лирического героя. Это берега незнаменитой сибирской речки Оши, это натруженные плесы Иртыша. Не­ громко, но уверенно й праведно живут здесь люди: вот хозяйки по весне чистят речным песком свои Самовары, вот провожает по­ следний осенний катер старый бакенщик) топятся бани, стучат по белью вальки, кле-