Сибирские огни, № 9 - 1983

чивость, надежность, постоянство, верность себе и способность выдержать испытание на верность другим. Большинство произведений В. Шугаева строится на противопоставлении и сопоста­ влении разных типов человеческого поведе­ ния, чаще всего двух характеров, один из которых воплощает определенную меру * близости к писательскому идеалу, другой — утверждает этот идеал как бы «путем от противного». Этот прием В. Шугаев удачно использо­ вал уже в своей первой повести «Любовь, в середине лета». Главный герой ее — студент филологиче­ ского факультета Валерка —«еще ничего не умеет делать в жизни. Только говорит». Писатель избирает в жизни Валерки тот момент, когда его внутренняя прочность на­ стоящим делом проверяется в первый раз. Особенность повести в том, что в ней слива­ ются воедино два исповедальных потока, и Валерка предстает как бы в фокусе двух взглядов — своего собственного, «на себя», и «со стороны». И тогда становится ясно, что Валерка — пока еще пустой сосуд, что он еще очень далек от умения строить свои отношения с людьми, «как требует того природа вещей», что он неуверенно балан­ сирует между необходимостью «быть» и же­ ланием «казаться». Пока герой таков, что в итоге из него с одинаковым успехом могут получиться и «икона, и лопата». Вот по юношеской неосмотрительности от­ став от поезда, Валерка хочет произвести впечатление рыцаря, свершающего подвиг самопожертвования, чтобы преподнести цветы даме своего сердца. Вот он вспоми­ нает о том, как, живя с отчимом, «парнем что надо», он тем не менее с удовольствием Принимал сочувствия досужих соседок, ви­ девших в нем обиженного сироту. Вот, ви­ дя лживость и эгоизм Лехи, он никак не найдет в себе сил сказать ему правду в глаза и порвать с ним. И так во многом. Какой разрушительной силой обладает это предательство истины по мелочам, эти неза­ метные на первый взгляд нравственные компромиссы, доказывает пример Лёхи. И тут важен момент писательского отно­ шения к герою, его внутреннее ощущение того, куда герой пойдет, что он с собой, как с человеком, сделает. Видя, с каким тщанием вытравляет из себя Валерка все мелочное, наносное, лживое, как беспощад­ но судит себя за уступки совести, как йз- девается над своим фанфаронством, как старается найти себя среди других, как ост­ ро переживает все перипетии своих отно­ шений с людьми, читатель проникается ве­ рой, что герой на правильном пути к обре­ тению души, что суждено ему стать лич­ ностью. Интересно, что появившаяся следом по­ весть «Бегу и возвращаюсь» по существу открывает читателю дальнейшую эволюцию Валерки и Лехи, хотя речь идет в ней совсем о других героях и изображается другая среда. В характерах молодых ин­ женеров Матвея и Осипа многие стороны нравственно-психологического облика Ва­ лерки и Лехи обрели свою завершенность, ' выявились со всей определенностью. Не сразу раскроется Матвею подлинная суть Осипа. Поначалу уверенный в себе, обросший связями, Осип производит впечат­ ление силы и надежности, кажется челове* ком деловым, напористым, инициативным, к тому же добрым, отзывчивым, общитель­ ным, и только позднее открываются в нем черты хлестаковщины, верхоглядства, ци­ ничного эгоизма. В нем точно схвачен ха­ рактер человека, порожденного временем, когда до чрезвычайности повысилась цена на «душу». По сути дела герой спекулирует искренностью, доверчивостью, отзывчиво­ стью, играет на дефиците общения, комму­ никабельности. Для Осипа «излить ду­ шу» — это лишь способ войти в доверие к людям, добиться удовлетворения своих же­ ланий. Душеизлияние он сделал формой своего существования, защитным средством от жизненных трудностей, удобным прикры­ тием от ответственности как в работе, так и в дружбе и любви. Даже склонность Осипа к саморазобла­ чению и раскаянию органически вписывает­ ся' в общую логику его поведения — они тоже служат лишь маскировке его подлин­ ной сути: «Он шел извиняться в стотысяч­ ный раз за свою жизнь, поэтому дышалось легко». Честность используется им как по­ веденческий прием, откровенность — как средство скрыть правду, раскаяние — как обретение возможности подличать вновь. Конечная деградация этого характера не­ сомненна. Активным неприятием нравственного сво­ еволия, слепой стихии чувств, не укрощен­ ных разумом, дышит повесть «Вольному во­ ля», одна из лучших, по мнению критика В. Гейдеко, повестей писателя. Действитель­ но, по напряженности, страстности, глуби­ не душевной жизни героев она может пре­ тендовать на особое место в творчестве В. Шугаева. Внешними событиями она не богата, сюжет ее, на первый взгляд, весьма тривиален. Муж, проводив жену на ку­ рорт, решил устроить «передышку» от се­ мейной жизни, и пока он предавался «во­ ле», жена его тоже не устояла перед изме­ ной мужу. Когда после короткой разлуки они встретились вновь, оба испытали боль необратимости былого и неразумности со­ деянного. Вот Ольга «дрожаще, покорно, с налитыми глазами» просит Василия: «Пусть будет все как было». «Не может, нельзя, не выйдет уже так. Слышишь?! Нельзя уже т?к!» —• в отчая­ нии кричит он. Повествование ведет автор, но так, что создается иллюзия рассказа, внутреннего монолога самого героя. Автор исследует по­ ведение героя по мере того, как герой сам исследует себя. Это «исследование исследо­ вания» создает в повести атмосферу анали­ тической глубины и эмоционально-психоло­ гической напряженности. Писатель сосредоточивает внимание не столько на перипетиях совершенного про­ ступка, сколько на неотвратимости наказа­ ния, на мучениях истерзанной совести. И хотя ситуация, воспроизведенная в пове­ сти, не относится в наше время к числу редких, естественным дйя современного че­ ловека и автор, и его герои считают вер­ ность нравственным правилам. Включаясь в жестокую игру с «волей», пускаясь в этот «холостяцкий промысел», Василий лишь догадывается о возможностях отмщения («раз согрешишь, в жизнь не отмоешься», «отзовется мне этот грех какой-нибудь бе