Сибирские огни, № 9 - 1983

и тем-более мучительно было ему узнать о предательстве друга — написанном им анонимном письме, оскорблявшем достоин­ ство и честь любимой Егором девушки. По­ трясение заставило иным взглядом посмот­ реть на прошлое, аналитически оценить бы­ лые встречи, разговоры, поступки. И снова писатель обращается к использованию рет­ роспективных планов — двумя параллель­ ными руслами разворачиваются воспомина­ ния Егора и Вити. Егору вспоминается то, как он встретился и подружился с Витей, а Вите то, как началось его человеческое па­ дение. Память приводит в детство, где вечный страх перед матерью заставлял поступаться своей правотой, идти на ус­ тупки совести, и так постепенно страх и уступки стали сутью характера. И вместо трезвого самосознания возник самообман, попытка спрятаться от самого себя за убеждение, что лгут и подличают все, и цель состоит лишь в том, чтобы умело скрыть свое подлинное «я» за внешней благопристойностью. Но фальшивая игра с окружающими, противоестественное двойничество рождает у Вити гнетущее чувство отлученности от человеческой общности, и в Майск он при­ езжает с твердым намерением добиться жизненного успеха именно на поприще «как все». Однако страшное противоречие между «быть» и «казаться», лишенное нравственной диалектики, не ‘способно стать импульсом к внутреннему обогаще­ нию, и итог — «разрушение личности» — воспринимается в данном случае как зако­ номерность. Если Витя Родов — «человек для себя», и как личность терпит поражение именно в предельном сосредоточении интересов на самом себе, то Егбр Четвериков стремится к постижению науки жить среди других. Если проследить пройденные им этапы са­ моусовершенствования, то они сводятся как раз к выработке умения контролировать свои поступки в интересах окружающих людей, искоренять из своей души то, что противоречит общепринятому, «нормативно­ му» представлению о добре и зле, чести, долге, совести. Вот почему опору своего бытия ищет он в «вечных» человеческих чувствах и состояниях — любви, дружбе, семье и вот почему создает настоящий гимн товариществу. На опыте жизненных исканий Егора В. Шугаев убеждает читателя, как нелегко, оказывается, практически реализовать фор­ мулу «как все», какой душевной развитости и зрелости требует она от человека. Потом, когда Егор узнает о подлости Вити, он исказнит себя упреками в верхоглядстве, умозрительности, прекраснодушии, поймет, что оказался попросту ниже уровня «как все», попросту не достиг его в своем нрав­ ственном развитии. «Как у веех! Идиот,— бичует он себя.— Наверное, все что-то де­ лали, дрались, валидол глотали, один ты был в неведении, у одного тебя голова не болела. Стыдись, майся, на луну вой». «Как все», «как у всех» — ведь это требо- бало активной жизненной позиции, это оз­ начало борьбу с подлостью, а он своей дружбой с Витей создал для подлости на­ стоящее прикрытие. Словом, как говорил Чернышевский, «добро невозможно без ос­ корбления зла». Когда станет ясно, что Ви­ тя не признает своей вины, снова прикроет­ ся репутацией безупречного' мблодого чело­ века, Егор убьет себя, чтобы не допустить торжества Подлости, и этот шаг явится для него выражением высшей верности форму­ ле «как все». Драматический финал повести не противоречит гуманистической концепции личности в творчестве В. Шугаева, а лишь заостряет внимание читателя на одной из существенных ее сторон. Как видим, сегодняшняя литература ис­ ходит из осознания важности сразу несколь­ ких тенденций развития личности. С одной стороны, силен в ней пафос отрицания поведенческих стереотипов, осознание опас­ ности стандартизации человеческого бытия. Но тот же гуманистический характер нашей действительности, который заставляет вос­ принимать человека как меру всех вещей, определяет активность и другой тенденции, предупреждающей человека об опасности в азарте самоутверждения перейти1меру доз­ воленного, нарушить гармоничность пропор­ ции общего и личностного. В многогранном спектре концепции личности В. Шугаеву важно акцентировать внимание не на том, что разделяет людей, а на том, что их объ­ единяет в сообщество, усиливает коммуни­ кабельность, взаимопонимание, единомыс­ лие. Писатель защищает такой уровень са- моосознания, который не затрудняет, а стимулирует вступление в человеческие связи; формула «как все» содержит призыв не к стереотипности,- не к уравнительству, не к бездумному существованию, а к актив­ ному и деятельному сотворчеству человече­ ских отношений. В его произведениях. нет образцово-иде­ ального героя. Его герои — люди рядовые, обыкновенные, изображенные в обычных для их жизни бытовых и производственных обстоятельствах, способные, «как все», и радоваться, и страдать, живущие в боль­ шинстве случаев методом «проб и ошибок». Особенность же их состоит в том, что в поле писательского внимания они попадают в момент нравственного прозрения, остро назревшей нужды в переосмыслении про­ житого. Вообще следует отметить четкую откор- ректированность концепции личности в творчестве В. Шугаева, верность его своим аксиологическим, ценностным акцентам: Каким бы разнообразным ни был жизнен­ ный материал его произведений: изобра­ жает ли он студенческую молодежь, как в повести «Любовь в середине лета», или йир. ученых, как в повести «Петр и Павел», или рабочую бригаду, как в рассказе «Дождь на радуницу», каким бы неожиданным ни ока­ зался их финал, какой бы путь повествова­ ния ни был избран — «исповедальный» или «от автора», — в итоге читатель все равно придет к любимой мысли писателя о душе человеческой, о равновесии «принципов» и «сердца», о естественности, подлинности и непосредственности чувств, гармонизирован! ных разумом. И если попытаться сделать полную расстановку созданных им челове­ ческих типов, свести воедино линии нравст- венного притяжения и отталкивания геро­ ев, то в фокусе их и предстанет человече­ ский идеал писателя — и главное в нем не сильный характер, не броская индивидуаль­ ность, не страсть к лидерству, не страх за­ теряться в толпе, а нравственная , устой-