Сибирские огни, № 9 - 1983

-Шим: «"Без ясного/пережитого вб-всей'йол- ноте детства искалечена вся жизнь чело­ века». Если внимательно присмотреться к конк­ ретному содержанию этих ретроспектив, уводящих в изображение детства, то лич­ ностная ущербность героев просматрива­ ется в зеркале именно лишенных эмоцио­ нальной полноты и ясности детских лет. Как правило, здесь царит безотцовщина: нет отца ни у Вовки, ни у Сереги, ни у Ви­ ти, нет по разным причинам, иногда связан­ ным с объективными обстоятельствами, иногда — с субъективными. Но детство не спрашивает, почему оно проходит в усечен­ ных границах ясности, добра, радости. К тому же и матери этих героев не выпол­ няют своего исконного предназначения — быть наставницами добра, совести, <чести. Их роль сведена к питанию своих сынов, добыванию средств на их содержание. Субъективно они хотят добра и счастья своим детям, а объективно подвигнуть их на этот путь не могут: уж очень невысок их нравственный авторитет в глазах детей, уж очень слабы те духовные нити, котбрые связывают матерей и сыновей между собой. Но даже если семья сохраняет внешнюю цельность, все равно герой часто не ощуща­ ет в ней внутренней цельности, сердечной согласованности между родителями. И тут не совсем понятны сомнения критика Л. Крячко, усмотревшей в повести «Прово­ дины» нарушение принципа детерминиро­ ванности человека его детством и задавшей писателю вопрос, «не полагает же он, что пути формирования личности неисповеди­ мы?» Мол, какое прекрасное детство, пол­ ное и ясное, было у Коли, а получился из него в итоге закоренелый преступник. Однако при внимательном прочтении по­ вести, и в особенности той части ее, где раскрывается история Коли, убеждаешься, что подлинный смысл раскрывается лишь при условии, если будет услышана ирония, воспринята многоцветность авторской ин­ тонации, ее полемическая насыщенность. «Он рос один,— читаем мы,-г- однако бало­ вать его не баловали, а напротив,'обходи­ лись иногда намеренно сурово, в особенно­ сти отец». Но едва ли нужна суровая на­ меренность тем, где человеческие отношения складываются по законам истинности и ес­ тественности! И не то важно, что мать «Ко­ лю с собой на базар никогда не брала», торгуя цветами из маленькой оранжерейки, а то, что это вносило в семью момент по- таенности. Или такая фраза: «Он рос в прекрасной, дружной семье, несколько про­ стоватой, правда, по роду занятой: мать работала машинисткой, отец — шофером...» Неужели тут можно всерьез предположить, что фраза характеризует авторское миро- отношение, а не обывательское убеждение в том, что люди делятся на «простых» и «ин­ теллигенцию»? А вся манера повествования, склад письма, общий характер тонально­ сти, эмоциональный настрой — разве не рассчитан он на ассоциации с гоголевским рассказом о семейной педагогике Чичико­ вых? «В общем Коля рос послушным, доб­ рым, рассудительным мальчиком, просто- таки прелестным в этой своей рассудитель­ ности. Когда он говорил, положим: «Папа, я вот знаю — бабы-яги не бывает, но все равно страшно»,— даже у сдержанного, сурового отца наворачиваласьгумильная слеза». Нет, слишком парадоксальны аргу­ менты «п'рекрасносТи» этой семьи,'чтобы можно было поверить в то, что автор скло­ няет голову перед неисповедимосТью путей формирования личности!' Обращает внимание еще одна ретроспек­ тивная линия повести «Проводины», свя­ занная с образом Геночки. Геночка — свер­ стник Сереги, но его антипод. В нем прив­ лекает способность к самоосознанию, склонность к самоанализу,; потребность в душевной работе. «Душа — это принци­ пы»,— убежденно заявляет Геночка оТцу. И постоянно твердит: «Без принципов в Жизни делать нечего», «а как же без прин­ ципов». Поэтому и в каждом другом чело­ веке его прежде всего интересует наличие души, т. е. выработанных самостоятельно правил и принципов жизни: «Ты придержи­ ваешься каких-либо правил про себя,, в ду­ ше?» — Пытается понять он Серегу. Правда, читатель убеждается и в том, что принципы Геночки отдают некоторой жесто­ костью и иногда больно отзываются в Ду­ ше других, в частности, родителей, которых Геночка покинул и которым выплачивает деньги, затраченные на его воспитание. Со временем и сам герой начинает сомневаться в правоте своей «неистовой принципиально­ сти», и все острее становится наше ощуще­ ние, что постепенно он поймет, как важно и необходимо корректировать «принципы» «сердцем» — любовью, жалостью, сочувст­ вием, состраданием, соучастием. И в этом смысле не пройдет для него бесследно об­ щение с Прасковьей Тихоновной. Эта женщина исповедует другое понима­ ние души, для нее «душа» — синоним «сердцу». «Как же без сердца-то будете, мужики?» — вопрошает она работающих на трассе лесорубов. И Генке, живущему го­ лыми «принципами», . она говорит: «Без ду­ ши ты, Генка.» И так же, как Генка убеж­ ден, что нельзя жить без принципов, она убеждена, что «без сердца ничего -не сде­ лаешь», «без сердца пропадут». Но ведь и Прасковья Тихоновна, и мать Сереги, и те другие матери, все счастье которых в де­ тях, силою одного «сердца» оказываются не в состоянии удержать их около себя, на­ править на истинный путь, ибо любовь их материнская слепа, стихийна, безхарактер- на и как-то излишне первобытна. В бурно развивающемся, сложном мире отношение к детям, как к «детенышам», обнаруживает свою глубокую несостоятельность, нужны, оказывается, и другие нравственные лоции. «Принципы» и «сердце», чувства и рассу­ док — именно из диалектики их отноше­ ний, продиктованной индивидуальным скла­ дом каждого, и рождается представление об истинной душе. И в момент, когда «проклюнулась» в Се- реге ответственность перед коллективом, когда нащупал он своим сознанием лежа­ щий вне собственных интересов и желаний внутренний смысл жизни, когда почувство­ вал личное удовлетворение от возможности быть полезным другим, проснулся в нем че­ ловек, Забрезжили проблески личности. Когда, оставшись наедине с собой и тай­ гой, жестоко избитый бандитом, он, «странным образом отъединяясь от боли», бросился к костру, чтобы, окопав его, пре- дотвратить пожар, он сделал шаг к обрете