Сибирские огни, № 9 - 1983

здесь острота и порывистость жизненных исканий выражают лишь значительную ме­ ру душевной незрелости. «Старшие» — от­ цы, матери, учителя, мастера, руководители коллективов — это если не фон, то как бы второй план повествования, оттеняющий всю остроту проблемы воспитания чувств, становления личности, формирования души молодого человека в современном мире. Эти «старшие» предстают у писателя как люди уже прочно сформировавшиеся, уве­ ренные в непререкаемости выработанных ими принципов и испытывающие сердечные муки от того, что «дети» не принимают их жизнь за образец. Действительно, молодые герои В. Шуга­ ева ищут свое место в уже отлаженном борьбой и трудом их дедов и отцов мире и далеко не все в нем соответствует их пре­ ставлениям о должном. И скорее всего не упрощает, а осложняет художественную за­ дачу писателя то, что он изображает сво­ его героя не в кризисные периоды общест­ венного развития, не в драматические мо­ менты истории, а в условиях стабилизиро­ вавшегося бытия, социального покоя и равновесия. Как справедливо утверждает известный социолог В. Шубкин, «молодым людям, вступающим в жизнь сегодня в отутюженных костюмах и ярких галстукаК, о которых мы не смели и мечтать, не легче, чем нам. Вряд ли стоит сползать поэтому на ту примитивную точку зрения, что матери­ альные, бытовые трудности трагичнее ду­ ховных. Весь опыт нашего развития свиде­ тельствует, что по мере насыщения мате­ риальных потребностей возникают пробле­ мы духовные. И они сплошь и рядом тонь­ ше, сложнее и острее, чем те, с которыми мы сталкивалйсь прежде»1, В обстановке материального благополу­ чия задачи самоопределения решаются не проще, чем в условиях заботы о куске хле­ ба насущного или борьбы за независимость Родины. Отлаженная повседневность для многих оборачивается жизненной скукой, утратой личностной ориентации, безответ­ ственностью, иждивенчеством, инфантиль­ ностью, или, как говорит сам В. Шугаев, «своеобразной возрастной инфляцией» — болезнью, которой поражена часть молодых людей нашего времени. Однако когда мы говорим, что молодому человеку «не легче», «не проще», — это на­ до понимать лишь в том смысле, что дейст­ вительность стала богаче альтернативами, еложнее'стало сделать нравственный выбор, труднее преодолеть соблазн бездумного су­ ществования. И то, что прежде всего с са­ мого человека не снимается ответственность за свои поступки перед людьми, общест­ вом, временем,— составляет основу кон­ цепции Личности в творчестве В. Шугаева. Эта концепция реализована писателем не только художнически, в системе образов, но заявлена, так сказать, и теоретически. «Ко­ нечно,— утверждает В. Шугаев в преди­ словии к одному из ранних изданий своих повестей,— созревание характера на таких исторических изломах, как революция, гражданская война, происходит быстрее, но тем не менее никто же специально не учил шестнадцатилетнего паренька командовать 'Владимир Шу б к и н . Пределы. Журнал «Новый мир» , 1978, № 2, с. 214. полком, он сам, с малолетства, подготавли­ вал себя, занимая сердце и мозг серьезны­ ми раздумьями о жизни — иначе никак не возможно объяснить стремительного взле­ та молодой души...» В повести «Караульная заимка» В. Шу­ гаев делает интересный сюжетно-композици­ онный ход, осуществляет своего рода твор­ ческий эксперимент. Своего героя силою писательской фантазии он перемещает, как говорится, в мир иной, в тот далекий двад­ цатый год, когда шла в Сибири граждан­ ская война. Володя Зарукин, раздваиваясь между желанием прожить .жизнь как мож­ но «проще» и мыслью о нравственном са­ моусовершенствовании, мучительно пере­ живает разрыв с другом Кехой, которого предал при столкновении с хулиганами: струсил, не смог преодолеть стараха перед физической силой, убежал. В душевном смятении он бежит еще раз — теперь уже от самого себя, своих страданий, больной совести, тяжелых дум — и в отчаянии про­ сит: «Что-нибудь! Что-нибудь случись со мной! Пожалуйста! Прошу! Кто-нибудь на­ учи меня жить!» Действительно, по пути в Караульную заимку с ним «что-то случается»: происхо­ дит встреча с партизанским караулом, ко­ торый несут против белых его сверстники Нюра, Степка и' с ними Еремей Степаныч. Сила изобразительного мастерства здесь такова, что, сознавая всю условность худо­ жественного приема, читатель забывает о нем и воспринимает то, «Что случилось» с Вовкой во сне или «историческом вообра­ жении», как жизненную данность и под­ линность. С оружием в руках борются ге­ рои за счастливое будущее, а сами пока едят «ржаную, кисловато-прохладную гор­ бушку», у костра пьют чай «со свистом», мечтая о «сахарке», дивятся добротности Вовкиной одежды. Им все предельно ясно, они не испытывают ни страха,, ни сомне­ ний: перед ними белые — классовый враг, и выбора нет, надо умереть, но выстоять. Оказавшись в' этой ситуации, Вовка тоже без колебаний включается в борьбу. Он по­ падает к белым в плен, но даже под розга­ ми не выдаст тайны. И все же труднее всёго Вовке приходит­ ся тогда, когда он держит ответ перед людьми из «двадцатого года», кото­ рые хотят узнать от него, в какой мере оправданы их надежды на будущее, не на­ прасна ли героическая борьба, принесенные жертвы, пролитая кровь. Отвечая на вопросы своих «исторически воображенных» друзей, Володя много уяс­ няет и себе. И прежде всего то, что, живя в благоустроенном мире, где все «одеты, обуты и сыты», он воспринимал этот мир инертно, бездумно, не добираясь до его сути и смысла, -не прикасаясь к нему ду­ шой. Та внутренняя боль, которую ощутил он однажды, та душевная работа, которую он проделал и которая как бы материали­ зовалась в сцене встречи с героическим прошлым, свидетельствовали о серьезных переменах в нем, в его отношении к жизни. «Раньше я думал только о себе, одолевали какие-то пустые, мелкие заботы, а на Ка­ раульной заимке я вдруг узнал — надо дуг мать о земле, на которой живешь, о людях, которые вокруг тебя. Когда будешь так думать, поймешь: жизнь не только сегод