Сибирские огни, № 9 - 1983

подражательности хотйм мы уличить мо­ лодого лисателя, а лишь приблизиться к по­ ниманию его творческой сути. Во всяком случае, в поэтическую орбиту самого В. Шугаева очень плотно и точно вписы­ вается его убеждение в том, что «без - Бу­ нина наше знание о тайных и прекрасных глубинах человеческого духа было бы весь­ ма и весьма обуженным». И хотя художественный мир В. Шугаева отличает социально-историческая подлин­ ность и бытовая конкретность, хотя героев его, как и большинство людей, тоже волну­ ют вопросы повышения благосостояния, получения квартиры, продвижения по служ­ бе, сюжеты его произведений держатся не на производственных, не на имуществен­ ных, вообще не на материальных конфлик­ тах, и поле драматического напряжения возникает вовсе не в связи с их решением. Не материальные лишения, невзгоды, нуж­ да мучит героев В. Шугаева, их муки и переживания — другие. «Живешь, живешь день за днем,— исповедуется героиня рас­ сказа «Помолвка в Боготоле»,— и все хоро­ шо, все ладно. Работа, забот полон рот. Сыта, обута-одета. И ум вроде занят: книжками, музыкой. Могу за кандидатскую взяться или заочно еще поучиться. Пря­ мо-таки гармония, сама не нарадуюсь. И вдруг ни с того ни с сего неясно стано­ вится. Не ясно, как жить, что впереди, кто ждет, куда тороплюсь. Неясно, туман­ но — ничего мне тогда не надо». И это вов­ се не тот случай, когда женщина тоскует от одиночества, из-за несложившейся судьбы. Нет, у Ирины Алексеевны есть жених, который терпеливо ждет многие го­ ды ее согласия стать его женой. Тоска и неудовлетворенность ее другого свой­ ства — то обнаружилась в ней душа, на­ чался переход от жизни внешней к жизни внутренней, обострился процесс самоосозна- ния. У В. Шугаева нравственная проблемати­ ка обретает как бы статус большей, чем у многих других писателей, самостоятельно­ сти и самоцельности. Наверное, не все сог­ ласятся с этим утверждением об особой эстетической грани нравственной проблема­ тики в творчестве В. Шугаева, исходя из широко распространенного в критике мне­ ния, что нынч'е и вообще нельзя предста­ вить литературу иначе, чем как сферу ре­ шения нравственных проблем. В этом суждении есть своя правда, если не доводить его до категорической крайно­ сти,, потому что при всей значимости нрав­ ственных акцентов не сведешь к сугубо нравственным конфликтам, скажем, то, что изображено в «Прощании с Матёрой» В. Распутина, или «Комиссии» С. Залыгина, или «Премии» А. Гельмана. У В. Шугаева же культура души, искусство думать и чув­ ствовать, жить среди людей, относиться к другим людям, т. е. нравственность как та­ ковая, сама по себе становится художест­ венной темой. В Шугаев — один из тех писателей, под пером которых любовь, дружба, товарищество, отношения матери к сыну, сына к родителям, мужа к жене удо­ стаиваются права быть предметом само­ стоятельного изображения, а не просто до­ полнением к производственной тематике. «Пока я кому-то прихожусь просто сослу­ живцем, однокашником,— рассуждает ге­ рой повести «Бегу и возвращаюсь»,— у нас милейшие отношения: без нервов, капризов и прочих антимоний. А случись между на­ ми какая откровенность’, обменяйся мы, так сказать, душами, и начинаем жилы тя­ нуть».-................... Особую активность образа «души» в про­ изведениях В. Шугаева отражает сама их стилистика и поэтика. Временами эта самая «так сказать, душа» персонифицируется до такой степени, что кажется, уже обособля­ ется от своего носителя-человека. Примером может служить диалог из рассказа «По­ молвка в Боготоле». «Душа-то чем жива? Болит, нет ли? — вопрошает Ирину Алек­ сеевну собеседник.— Может, страсть ее тайная гложет? — Нет, наверное, у меня души, не чувст­ вую ее. Разве что тоскливо иногда — не знаешь, куда деться... Тоска-то в душе по­ мещается или где? — В душе, Ирина Алексеевна, в душе. Все в порядке, душа на месте. Только поче­ му тоскует? Чего ей надо/? Не спраши­ вали?» Читателя не может не поразить при этом, как сложна, трудна и многообразйа «жизнь души» героев писателя, каким неисчерпае­ мым запасом нравственных импульсов она полнится, какой богатейший спектр чувств таит в себе: «душа пылает», «душа черне­ ет», «душу травят», душа «устает», бывает она то «незрячей, неуклюжей», то «чут­ кой», «уязвимой», то наполняется она «бла­ женным покоем», то может стоять в ней «грубый, истеричный крик» и т. д. и т. п. Понятие «душа» обычно мыслится сре­ ди нравственно-философских категорий аб­ страктного свойства, и, Оперируя им, писа­ тель может оказываться на пути, где его подстерегает опасность впасть в отвлечен­ ное морализирование. В. Шугаеву это не грозит. Созданные им характеры ни на ми­ нуту не утрачивают своей временной кон­ кретности, а воспроизведенные картины, коллизии, ситуации — социально-историче­ ской подлинности. У писателя свой любимый ракурс худо­ жественного решения проблемы личности. Его в особенности привлекает возможность показать героя на жизненном перепутье, в момент, когда он ощутил нужду в духовно­ сти, когда возник в нем первый импульс к самоопределению. Вот почему так молоды его герои. Это ученики выпускного класса Володя, Кеха и Настя из повести «Кара­ ульная заимка», это только что окончив­ ший школу Сергей. («Сереге — уже семнад­ цать») и его сверстник Геночка из повести. «Проводины», это студенты-филологи Ва­ лерка и Леха из повести «Любовь в сере­ дине лета»; это инженеры Матвей и Осип из повести «Бегу и возвращаюсь»; это жи­ вущие в общежитии молодых специалистов Вера, Егор, Витя — герои повести «Осень в Майске»; еще полнятся духом студенче­ ского братства Петр и Павел — герои од­ ноименного произведения; еще очень далеко до зрелых лет гёроям повести «Вольному воля»,.. Молодость героя, само его, так сказать, жизнеположение определяют и внутреннюю атмосферу большинства произведений В. Шугаева: здесь много внешней горячно­ сти, торопливости в мыслях и чувствах,