Сибирские огни, № 9 - 1983

рейсами, кик вчера, я бессонные ночи... а телефон опять трезвонит, вот ведь разбирает кого-то!- Леля подошла к зеркалу, потянулась, оглядела себя обнаженную, белокожую — хоть сейчас лепи с нее наяду! — накинула розовый халат с капюшоном и стала застегивать его на большие пуговицы из светло- коричневого дерева. Оца застегнулась до самой шеи, потом машинально расстегнула три верхние, оттянула в стороны воротник... — Лёля! Вставать пора! — раздался голос Надежды Федоровны.— Ты оденься, доченька, ведь люди сейчас придут, а ты — росомахой... Лё-ля! Слышишь? Дверь распахнулась, Лёля, величественная, как классическая ста­ туя, появилась на пороге. Мать, со страдальчески сведенными бровями, с полотенцем на плече, вытирая им покрасневшие руки, смотрела на дочь обожающе и отчаяно: — Лёлечка! В халате, воля твоя, людей встречать неудобно! — Ты, может быть, заставишь меня и г{)им положить? — Да, Лёлечка, да, деточка, порадуй их, они так хотели тебя уви­ деть!.. Лёля медленно и надменно повернула голову и голосом какой-то героини из какой-то пьесы, никогда ей не игранной, сказала: — Что ж это такое, в самом деле! Уж будто на меня без подмазки и посмотреть нельзя?..— Она оттянула веки к вискам и опять медленно повернула лицо налево, направо, посмотрела на мать, отошла к зерка­ лу и спросила его — можно ли? Получалось, что можно и даже очень, и все равно не хотелось никаких гостей, тормошни и надоевшего уже спектакля, где была одна постоянная героиня — она сама. Но завод был давно заведен... Тут и раздался звонок за дверью, робкий и мелодичный, видно, давили на клавиш деликатно. Надежда Федоровна открыла. Вошли, стараясь не показывать сму­ щения, отчего оно становилось еще заметнее,— высокий мужчина, маленькая, полноватая женщина и мальчик. Они остановились, и заме­ шательство их переросло уже в стремление спрятаться друг за друга. Это было смешно, и Лёля хотела рассмеяться, но внезапно узнала в высоком небритом мужчине с сильно загорелым лицом и синющими глазами мальчишки-сорванца Бориску Ветрова, детского своего недол­ гого приятеля, и поняла, что женщина в хлопковой юбке и белой коф­ точке-майке— его жена. Моментально отметила она и ее слишком раздавшиеся бедра, и порядочно обвисший живот — живот женщины, не раз рожавшей и смирившейся с наступившими во внешности переме­ нами, она незаметно оглядела короткие кудряшки химической завивки и ее сильные ноги, загоревшие тем же бронзовым загаром, что и лицо мужа, ей опять почему-то стало смешно, и она закусила губу, но взгляд ее напоролся на пронзительно синие, дерзкие и испуганные глаза — Борькины глаза, тогдашнего Борьки, такие знакомые, такие близкие «— из далекой, далекой поры — детства! Лёля охнула и присела перед маль­ чиком на корточки,'а он был худенький, прокопченный южным солнцем, диковатый, и в этом тоже похожий на Борьку, только помоложе. Малыш от смущения совсем втиснулся в мать, и голова его уже была опущена так низко и крепко вжата в ее плотное бедро, что казалось — он сросся с мамой навсегда и никогда уже не отделится от ее крепкого, надежного тела. — Борюшка! Маша уже звонила, беспокоилась, что вы задержи­ ваетесь,— Надежда Федоровна обретала второе, спортивное дыхание.— Вас ведь Лидой, Лидочкой зовут, если не ошиблась, я попросту, не обижайтесь! Я помню вашего Борю во-от таким, и мы с Машей тогда молодыми были, как вы сейчас...— Голос ее предательски дрогнул, но дочь посмотрела на нее пристально, и она раздумала плакать.— Это моя Лёля, вы простите, она после поездки, почти не спала... A-а, вот и Сашенька, ваш младший, да? Я с твоей бабушкой в школе училась, так что ты меня тоже бабушкой зови, хорошо? А тетю Лёлю узнаешь?