Сибирские огни, № 9 - 1983

— Не могу, занят, к девяти должен быть... но я не об этом ...про­ стите, цветы — вам. — Королевский подарок! —Лёля приняла букет. •— Осторожно! Он не упакован, а колючки у этого сорта не дай бог! — У розы, если это настоящая роза, а не гибрид, всегда есть ко­ лючки! — смеясь, намекнула Лёля,' давая понять, что форма его покло­ нения прекрасна, но абсолютно бесперспективна. — Мне вам хотелось сказать несколько слов, если позволите... — Да ради бога! Наш автобус подойдет не раньше, чем через час. Так о чем вы?.. И, извините, кто вы? (Про себя Лёля уже окрестила его Юрием Деточкиным, недотепой, неподражаемо сыгранным Смоктунов­ ским в фильме «Берегись автомобиля». «Да, точно такой же — недоте­ пистый, и мешковатый, и застенчивый, вон как стесняется, голос дро­ жит, и глаза распахнутые, детские почти, ну до чего похож — шея тонкая, на макушке вихор — поразительное сходство!»). — Лила Георгиевна... да, вы спросили мое имя —Юрий, Юрий Ильич Казанский, но это неинтересно, не в этом дело... — Ах, так и дело есть! И интерес... Интересно.—Лёля откровенно потешалась.—И что же вы хотели сказать, ведь цветы вы уже подари­ ли, они тоже говорят, не так ли? — Э-э... розы — это признание вашей женской привлекательности... но я не о том... Он снова замолк, собираясь с мыслями, с силами — как он волно­ вался! Оказывается, еще и робкие, и застенчивые попадаются, в запо­ ведниках их содержат, что ли? — Юрий Ильич, вы любите стихи? —Лёля помогала ему спра­ виться со смущением и неловкостью — ну не привык человек разгова­ ривать с «живыми» артистами, робеет.— Вы, наверное, любите и знае­ те Блока? — Да... и не только Блока... — Воля ваша, Юрий... Ильич, ей богу, не пойму, какое отношение все это имеет... говорить-то о чем собирались? — О том, что вы профанируете самую высокую, полную подлинно­ го драматизма поэзию, низводите ее до уровня шлягера! — Стойте-ка, охолоните, как говорит наша костюмерша, вам, что же, не нравится моя трактовка Блока? —Лёля была обескуражена почти до шока. — Вы — актриса! Всерьез считаете, что то, чем вы сейчас развле­ кали публику — блестками, туалетами, ручками-ножками, набором ме­ лодраматических штампов, всей мишурой —это искусство? Именно так вы читаете одно из самых драматичных стихотворений: «Твое лицо в его простой оправе своей рукой убрал я со стола». Перед зеркалом вы его готовили, что ли?.. А что вытворяете вы с другим шедевром, теперь уже следующего поэта, взятого для самодемонстрации,— «Генералам двенадцатого года»! Безвкусно, псшло, стыдно! Пальчиками переби­ рали в воздухе, не дай бог, не все увидят и оценят ручку вашу прелест­ ную и перстенек не заметят... а заодно послушали бы о генералах — блестящих, талантливых юношах, отдавших головы за Россию, что не единожды в нашей истории бывало! За каждым словом таких поэтов, ко­ торыми вы пользуетесь для самоутверждения — всего лишь собствен­ ной внешности,— взлеты невиданные, страдания такие же, куски жиз­ ни, трагизм и счастье!.. Вот этого накала мыслей и чувств понять вам не дано, на распыл все ушло, в мелочи... и знаете —честнее читать про­ сто хорошие женские стихи, ведь есть же, наверное, такие... — Ну, а аплодисменты слышали? Люстра едва не падала, кача­ лась, и так на каждом концерте! Сотни, сотни людей аплодируют, зна­ чит, в своей жажде высокого, прекрасного, пользуясь вашим же, тоже о-очень высоким штилем, коим вы изъясняться изволите,—получают эти широкие массы необходимое, нужное им! — Но там же восемьдесят процентов молодежи! Зеленой молоде­ жи, не научившейся отличать истинное от сверкающей безделушечки!