Сибирские огни, № 9 - 1983

горла бледной рукой застежку накидки, она заканчивала программу 'глуховатым голосом, звучавшим драматически и романтично: «Твое лицо в его простой оправе своей рукой убрал я со стола». Кратчайшая пауза, и раздавался шквал аплодисментов, и никого не интересовало, что посверкивает на ее щеках — прочувствованная слеза или блестка эстрадного грима,— так красиво все это было: и синее тя­ желое платье, и серебряный мороз накидки, и блеснувшая драгоценным каратом слеза! ...И был такой случай. Концерт — не «левый», а вполне легальный и ответственный, прохо­ дил на одной из лучших площадок города — Дворца культуры желез­ нодорожников,— великолепная акустика громадного зала, просторные холлы, отделанные мозаикой, широкие лестницы, удобная и теплая «артистическая». Свободных мест не было: участвовали заслуженные и народные и победители последнего конкурса артистической молодежи. Лёля выступала в первом отделении, но была не в претензии, боль­ ше времени останется после концерта, а отоспаться пора бы уж, что-то часто эти концерты получаются, хоть и выгодно, а наверное, иногда и отказаться полезно — ценить будут больше. Она была, несмотря на усталость, в лучшей своей форме и читала Блока так, будто только не­ давно открыла его для себя. Ей хлопали, а потом из зала пришла за­ явка на песню, и Лёля исполнила «Генералам двенадцатого года». Она пела с такой растроганностью и умилением к этим славным парням в аксельбантах, с перстнями, умевшим и воевать, и любить, что вдруг почувствовала, как готова заплакать, и на куплете: В одной невероятной скачке Вы прожили свой краткий век, И ваши кудри, ваши бачки Засыпал снег... она медленно и элегически подняла обнаженную руку, вздрогнули тон­ кие пальцы,, она повернула кисть так, будто в ее розовую ладонь наме­ тало крупу холодной поземки, а большие снежинки гасли, коснувшись теплой руки, и перстень при этом рассыпал кристально ледяные — го­ лубые и. белые —лучи. Сняв грим, переодевшись, Лёля не стала сидеть в актерском фойе, а вышла подышать: около служебного хода был небольшой сквер, ого­ роженный ажурной решеткой. Дорожки были усыпаны высыхающими, шуршащими листьями, на деревьях трепетали еще самые упрямые и жизнелюбивые, пили последнее в своей жизни солнце. Лёля вдыхала терпкий, тревожащий запах осенней листвы, ей было грустно и хорошо. Она чувствовала, как превосходно вписывается в этот пейзаж со своей каштановой гривой волос, свободно, развеваемой ветерком, в мягком замшевом пальто, в коричневых ботиночках, на высоких тонких каблуч­ ках. С обычным приятным чувством ощущала красоту стройных ног, по-балетному, как всегда, ставя носки и выгибая взъем, она радова­ лась каждым мускулом, каждым нервом гармонии, царившей в приро­ де и в ней самой, вот только никто не мог, к сожалению, оценить всю прелесть этой жанровой сцены... Она села на скамейку, распахнув паль­ то, откинув сумку, вытянула и сложила крест-накрест ступни, коричне­ вые ботиночки утонули в палево-рыжем ковре. «Хороша гамма!» — подумала Лёля, листочки на молодой березке напоминали ей покачи­ вающиеся золотые медальончики. Послышались шаги, Лёля, повернув­ шись, посмотрела на подходившего к ней человека. Она мимолетно отметила его «несветскость»: не было лоска в одежде, небрежности легкой походки, выработанной — «так, для себя» — занятиями теннисом или плаванием. В руках он нес огромный, горевший пунцовыми розами букет. Лёля молча ждала, он остановился и, казалось, не знал, с чего начать. Она помогла ему: — Вы были на концерте? — Да. — Отчего ж-ушли? • 106 • *501