Сибирские огни, № 9 - 1983
блесток, вместо старинных мушек, разбросав их около височка, в угол ке губ, на подбородке или под ресницами на бархатистой щеке, так что под лучом света она сверкнет алмазной слезой!., а Владлен Евгеньевйй, парикмахер и стареющий ловелас, вдохновенно колдуя над Лёлиной головой электроагрегатом, станет привычно напевать: «Мой любимый старый дед веселился весь свой век...» и, то наклоняя голову к плечу, то отходя на шаг от кресла, а потом, на секунду коснувшись щипцами завитков у шеи, вглядится вдруг в Лёлино отражение с задиристой улыбкой знающего себе цену художника и начнет созерцать свое про изведение с мудрым лукавством фавна,— тогда Лёля понимала, что она «в порядке», по выражению того же администратора. Она выходила на сцену в черном, плотно облегающем ее платье, с открытыми, молЬчной белизны, шеей и плечами, разрез платья позволял увидеть длинные, хо рошей формы ноги. Она появлялась в слепящем свете софитов, и зал мгновенно попадал в плен ее колдовски сиявших, оттененных и подгри мированных глаз. Это было лицо языческой царицы, неожиданно вспы хивающее сверкающими бликами Мариночкиных блесток; зал ловил манящую улыбку ее выпуклого, почти мулатского рта, так странно и чудно контрастирующего с белизной кожи, следил за каждым, про думанным и отрепетированным движением оголенных, плавных рук, с одним-единственым перстнем, рассыпающим многоцветные острые лу чики... Какие там тридцать! — Вечная весна! Лила Ростовцева, в кругу друзей попросту —Лёля, выступала в концертах с песенками из спектаклей, телепостановок или фильмов, в которых когда-либо была занята. Однако, если песня нравилась ей и публике, она учила ее и исполняла, несмотря на то, что к последним постановкам, вообще-то говоря, не имела никакого отношения и в филь мах уже давненько не снималась! Но если можно Галине Бесединой, то почему нельзя ей, и она с особым чувством, и успехом кстати, пела «Мне нравится, что я больна не вами...» Уже была почти готова, даже для пробы спета на не очень ответственном концерте — в районном клу бе области: «Генералам двенадцатого года». Голосом небольшим, модно низковатым и приятным по тембру, она владела хорошо, а техника избавляла ее от форсирования звука, кото рым так грешат многочисленные, подражающие признанным кумирам, бездарности или новички. ' Узкими пальцами с длинными серебристыми ноготками иноплане тянки (какими их представляют некоторые романтически настроенные школьники) она держала микрофон у губ, словно фантастический цве ток; сверкающий, из ожившего ажурного металла, бутон, со скрытой и таинственной, как во всяком бутоне,— но механической —жизнью: цветок будущего, если на земле не останется подлинньш цветов. Дру гой рукой она переносила длинный, тянувшийся за ней, шнур умело и ловко, так что была видна всем, из всех кресел зала. Перед двумя дру гими микрофонами, попроще, стояли гитаристы, братья Леня и Шурик Штейны, превосходные аккомпаниаторы с внешностью итальянских ки ноартистов — они создавали Лёле достойное обрамление. Публика вы зывала их бессчетно. Молодые люди с бледными, худощавыми лицами, с шевелюрами, созданными природой для исторических, костюмных пьес, манерами, столь же безупречными, как у невоплощенных их ге роев (кстати, это были бы настоящие «фрачные герои» — амплуа, ныне на театре почти исчезнувшее). Они кланялись при любых аплодисмен тах сдержанно и холодновато: понимаем, мол, свое место —всего лишь аккомпаниаторы! Лёля же улыбалась царственной своей улыбкой, бла гожелательно и немного покровительственно показывая жестами, что ее успех —это их успех! Иногда вместо песенок Лёля читала стихи — восточную лирику. К юбилейным дням Александра Блока она приготовила программу: «Я вам поведал неземное...» Специально было сшито платье из синего плотного шелка и такая же, насыщенно синего цвета, короткая на кидка, затканная серебристым, будто морозным, узором. Стиснув у йРр
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2