Сибирские огни, № 8 - 1983

Она была пьяная, мысли рвались, и про отца она уже упустила. Я кинулась прочь, запятнанная каким-то тлетворным ужасом. И 1алька не удивилась моему внезапному бегству, а равнодушно отвер­ нулась и побрела своей дорогой. Дома я по телефону дала телеграмму матери, чтоб сообщила, как там отещ уехавший неделю назад- И никак не могла успокоиться от гадливости: Галька и мой отец; и еще то, что она приняла меня за мальчика и поманила, заголив худые коленки. Так мне и надо! Она преследует меня, призрак, упрек мой, отмщение. Бог мне ее не простит:-. Я трясла головой, чтобы забыть, меня тошнило. Я едва успела добежать до ванны — вырвало. Начинается,—тоскливо подумала я и назначила себе завтра же пойти к врачу и взять направление в больницу: покончить с этим. Тут позвонил Мишка. Тяжелым, надсадившимся голосом спросил, как дела. Я мрачно ответила спасибо, все в порядке. И положила трубку. Вернулась в ванную, прополоскала рот, умылась и, не утирая липа, заревела дурой, сев на край ванны. Из автомата ведь звонил, и как те­ перь этот звонок воротишь!.. ГЛАВА 12 Рассеянная докторша без разговоров выписала мне направление. А я-то приготовилась выслушивать долгие уговоры и предостережения. Видимо, я уже старая. Либо сменилась демографическая политика. И то верно, вон сколь­ ко народу развелось, не протолкнуться,— думала я, торопясь на автобус. На остановке уже стоял мой автобус, но я не могла перебежать к нему улицу: шли машины. Вот досада! Стою в десяти шагах от автобуса, он сейчас уйдет, а следующий, как водится, будет минут через двад­ цать—и я опоздаю, а у меня назначена встреча с академиком,—я везу ему на отзыв труды нашей кафедры. Нервничая, я заметила краем глаза неподалеку от себя девочку лет десяти: она среди торопливых людей выделялась неподвижностью — никуда не шла и, замерзнув, тряслась. Автобус ушел, а машины все текли не переставая по улице. Я с досадой посмотрела на часы. Нехорошо: академик!.. Оглянулась на де­ вочку. Мороз подгонял людей, мгла висела в воздухе, а девочка стояла, как будто некуда было ей пойти. Я рассмотрела: грязные колготки на тоненьких ножках — простые, не шерстяные. Только увидела я эти колготки — сразу замерзла. Из-под пальтишка висел отпоровшийся подол школьного платья, а на голове коробился линялый байковый шар­ фик. И мне стало страшно — но не от тощенькой этой одежды — лицо! Заплаканное или замерзшее и оттого опухшее, оно выражало привычное равнодушие. А все же главное было то, что я опаздываю к академику. А девоч­ ка — что ж, девочка сбежала из дома и теперь скитается. Конечно, горь­ кое дело, но чем тут помочь? Ну,'предположим, подойду, расспрошу: от­ куда, почему стоит здесь, замерзши до последней крайности, а не зайдет погреться хотя бы в магазин. Проявлю участие. А дальше что? Отвести ее к матери-забулдыге в нетопленую хибарку? — к академику опоздаю. Да и не пойдет она домой. И на вопросы отвечать не станет: она уже отлично понимает, что в таких вопросах не столько участия, сколько жадного любопытства к чужой беде. Привяжется этакая тетя со своим участием... Я смотрю в даль улицы, не идет ли автобус. Автобуса не видно. В стороне от девочки стоят двое мужчин и что-то с сомнением об­ суждают — видимо, дорогу, потому что доносится: «Дом Советов... Свердлова»,